Том 11

Сразу и в большом количестве поступили заявления о внесении запросов и предложений, представляющих угрозу для правительства; особенно угрожающим было предложение Робака о создании комиссии, которая должна была установить, как велась война, и расследовать деятельность всех, кто в той или иной мере ответственен за руководство ею. Это сразу привело к развязке. Политическое чутье тотчас же подсказало лорду Джону Расселу, что предложение Робака будет принято несмотря на голосование меньшинств[36], а такой государственный деятель, как он, который может гордиться тем, что не прожил столько лет, сколько раз оставался в меньшинстве, не мог допустить, чтобы и теперь большинство голосов оказалось против него. Поэтому со свойственным ему малодушием и подлостью — эти качества на протяжении всей его карьеры проглядывали у него из-под личины мнимо-важной болтливости и конституционного чванства — он счел, что «благоразумие есть лучшее проявление храбрости» [Это выражение, ставшее крылатым, взято из пьесы Шекспира «Король Генрих IV», часть I, акт V, сцена четвертая. Ред.] и сбежал со своего поста, не предупредив об этом своих коллег. Хотя Рассел и является человеком, без которого прекрасно можно обойтись, тем не менее «все таланты» были, по-видимому, совершенно потрясены его неожиданным уходом. Английская печать единодушно осудила маленького государственного деятеля, но какое это могло иметь значение? Вся печать со всеми ее осуждениями не могла положить конец хаосу, царившему в министерстве. И в момент такой дезорганизации, когда герцог Ньюкасл отказался от военного министерства, а лорд Пальмерстон еще не завладел им, кабинету пришлось встретиться лицом к лицу с грозным предложением Робака.

Г-н Робак, мелкий адвокат, был бы таким же забавным и безобидным маленьким вигом, как и лорд Джон Рассел, если бы только он был более удачлив в своей парламентской карьере. Но cidevant [бывшему. Ред.] адвокату без практики, а ныне парламентскому болтуну не удалось, несмотря на всю свою энергию и изворотливость, нажить сколько-нибудь значительный политический капитал. Все время Выступая в роли своего рода тайного и доверенного агента любого из министерств вигов, он никогда, однако, не достигал того положения, которое обеспечивает «пост», что является высшей целью всех британских либералов. Обманутый в своих лучших надеждах, недооцененный своей собственной партией, осмеянный своими противниками, наш любезный Робак почувствовал, что сердце его очерствело и преисполнилось горечью, и мало-помалу он превратился в самую завистливую, злую, неприятную, вызывающую раздражение дворняжку, которая когда-либо тявкала в парламенте. И в этом качестве, не претендуя даже на благодарность или уважение с чьей-либо стороны, он поочередно служил всем, кто умел его использовать в собственных целях. Но никто не умел использовать его лучше, чем наш старый друг Пальмерстон, в роли орудия которого он снова выступил 26 января.

Предложение Робака само по себе вряд ли могло иметь какой-нибудь смысл в таком собрании, как английская палата общин. Общеизвестно, как неумело, лениво и убийственно-медленно работают комиссии палаты общин; расследование такой комиссией вопроса о руководстве нынешней войной, если бы оно вообще и могло что-либо дать, практически не принесло бы никакой пользы, так как результаты его выяснились бы на много месяцев позднее, чем следовало. Только в революционных диктаторских собраниях, каким был, например, Национальный конвент 1793 г. во Франции, такие комиссии могли дать положительные результаты. Но в подобных случаях само правительство представляет собой не что иное, как такую комиссию; его доверенные лица являются уполномоченными самого собрания, и поэтому в таком собрании подобные предложения были бы излишни. Все же г-н Сидни Герберт не совсем ошибался, когда указывал, что это предложение (конечно, совершенно без всякого умысла со стороны Робака) носит до некоторой степени неконституционный характер, а также когда со свойственным ему точным знанием исторических фактов он осведомился, не намерена ли палата общин послать в Крым комиссаров подобно тому, как это сделала Директория (sie!) в отношении генерала Дюмурье. Заметим, что та же самая точная хронология, которая приписывает Директории (учрежденной в 1795 г.) отправку к генералу Дюмурье комиссаров, которых этот генерал арестовал и выдал Австрии еще в 1793 г., — эта же хронология является яркой иллюстрацией того смешения событий во времени и пространстве, какое преобладает во всех деяниях Сидни Герберта и его коллег. Что касается предложения Робака, то упомянутая неконституционность его дала повод многочисленным кандидатам на посты не голосовать за это предложение и таким образом оставить себе открытым путь к участию в любой возможной комбинации. И тем не менее большинство против министерства было таким подавляющим!