Это была обычная в поселке история беспорядочной близости полов, развращавшей и парней и девушек; лишь только темнело, парочки, как говорилось, «жартовали», взобравшись на пологие крыши низких сарайчиков. Именно тут откатчицы и зачинали первого ребенка, хотя иные все же предпочитали встречаться не так близко к дому и устраивали свидания у Рекильярской шахты или в поле, среди хлебов. Связи эти не влекли за собой тяжелых последствий: обычно любовники сочетались браком; но матери сердились, если парень заводил себе возлюбленную слишком рано, потому что, женившись, сын уже не давал денег в семью.
— На твоем месте я бы их разлучила, — назидательным тоном сказала жена Пьерона. — А то что же? Захарий уже двоих ребятишек ей сотворил, а пойдет так дальше — не миновать свадьбы. Тогда распростись с его заработком.
Маэ в негодовании всплеснула руками:
— Я их прокляну, если они сойдутся… Разве Захарий не обязан почитать отца с матерью? Ведь мы его растили, тратились на него! Так пусть теперь помогает родителям, а потом вешает себе жену на шею… Да что с нами станется, если наши дети, как подрастут, сразу станут на чужих работать! Тогда хоть ложись да помирай.
Но она быстро успокоилась:
— Я ведь просто так говорю, вообще… Поживем, увидим… Спасибо за угощенье. Такой крепкий кофе, такой хороший, — видно, ты всего сколько надо положила.
И через четверть часа, посвященные другим темам, Маэ вдруг вспомнила, что у нее до сих пор не сварен суп. По улице опять шли дети, возвращаясь после перерыва в школу; кое-где на крылечках стояли женщины, смотрели на г-жу Энбо, которая проходила по улице и, указывая рукой то на одно, то на другое, рассказывала гостям о поселке. Рабочий, вскапывавший грядки, на минутку прервал работу; две курицы с тревожным кудахтаньем забегали по огороду.
У самого своего дома Маэ натолкнулась на жену Левака, — та вышла, чтобы перехватить на дороге доктора Вандергагена, состоявшего на службе у Компании; этот низенький и щуплый, вечно торопившийся человечек, изнемогавший от бремени работы, давал врачебные советы на ходу.
— Господин доктор, — сказала жена Левака, — я по всем ночам глаз не смыкаю. И все-то у меня болит… Поговорить бы с вами о моей хвори…
Доктор Вандергаген, всем в поселке говоривший «ты», не останавливаясь, бросил:
— Оставь меня в покое. Поменьше кофе пей.
— А как же насчет моего мужа? — спросила, в свою очередь, Маэ. — Вы бы зашли к нам, осмотрели его… Очень ноги у него болят. Все не проходит ревматизм.
— Да это ты его изводишь… Оставь меня в покое!
Обе женщины, остолбенев, смотрели вслед убегавшему от них доктору. Обменявшись безнадежным взглядом, они пожали плечами.
— Ну-ка, зайди к нам, — сказала Левак. — Знаешь, есть новости… И кофе не мешает выпить. Свеженького заварила.
Маэ сперва отказывалась, но вскоре сдалась: ну что ж, чуточку можно выпить, чтобы не обидеть соседку. И она зашла.
В комнате было необыкновенно грязно: на полу и на стенах жирные пятна, буфет и стол липкие от грязи; и сразу же в горле запершило от зловония, пропитавшего дом неряхи-хозяйки. Возле огня сидел Бутлу, жилец Леваков, и, навалившись локтями на стол, доедал остатки вареной говядины; у тридцатипятилетнего силача Бутлу были широкие плечи, толстая шея и благодушная физиономия. Около жильца, прижавшись к его колену, стоял первенец Филомены, маленький Ахилл, которому шел третий год, и глядел на него с немой мольбой, как голодный зверек. Несмотря на разбойничью черную бороду, у Бутлу была нежная душа, и время от времени он совал ребенку в рот кусочек мяса.
— Погоди, я сейчас подслащу, — сказала жена Левака и положила в кофейник сахарного песку.
Она была на шесть лет старше жильца и безобразна до ужаса: изношенная, с обвисшей грудью, с обвисшим животом, с плоской физиономией, украшенной седеющей щетиной, всегда растрепанная.
Бутлу принял эту связь совершенно просто, не разбирая, как ел он, не разбирая, похлебку, в которой попадались чьи-то волосы, как спал он, не разбирая, в постели, на которой простыни меняли раз в три месяца. Эта связь входила в условия найма жилья. Левак любил говорить, что денежки счет любят.
— Знаешь, что я хотела тебе сказать? — продолжала жена Левака. — Вчера жена Пьерона все крутилась около «Шелковых чулочек». Потом встретилась со своим ухажером за кабаком Раснера, и они вместе улепетнули по берегу канала… Ну, каково? Вот бессовестная! А еще мужняя жена!
— Ну что ж! — подхватила Маэ. — Пьерон до женитьбы таскал штейгеру кроликов, а теперь свою жену преподносит. Это дешевле обходится.