Бондырева. Я знаю, что она задолжала еще немного, тысяч десяти не наберется, я бы и заплатила, да что толку! Сегодня заплати, а она завтра опять задолжает. Вот отчего она гибнет-то, и спасти ее нельзя!
Ольга. Можно, да вы не хотите.
Бондырева. Мало ль ты что еще выдумаешь, так мне по твоей дудочке и плясать?
Ольга. Так поезжайте, у меня есть средство спасти ее!
Бондырева
Ольга. Лизгунов просит руки моей.
Бондырев
Бондырева. Не допущу, не допущу!
Ольга. Он скоро приедет, я должна дать решительный ответ.
Бондырева. Из-за нее да себя губить!
Ольга
Бондырева. Ох, тяжело, Оля, ох, трудно на старости-то! Ну, да уж что с тобой делать — изволь!
Настя
Бондырева. Не торопись, поспеем!
Бондырев. Перевозка меня, по непредвиденным причинам, отлагается.
Настя. Как, что такое? Вы уж все против меня, и дядя, и тетя? Ну, бог с вами!
Ольга. Настя, ведь я просила тебя подождать.
Настя. Ты просила подождать до нынешнего дня, я и ждала!
Ольга
Бондырева. Погоди, егоза, день-то еще не прошел!
Бондырев. Погоди, куцая, не прошел еще день-то!
Действие четвертое
ЛИЦА:
Сарытова.
Ольга.
Настя.
Бондырев.
Бондырева.
Баркалов.
Лизгунов.
Гурьевна.
Митрофан.
Марья.
Декорация та же.
Гурьевна. Вот и крадешься, как вор. Не знаешь, за что ухватиться, к кому подделываться, кому потрафлять-то! Кабы знать, кто здесь утвердится, уж я бы как-нибудь подладилась. А кажется, этому соловью-разбойнику не сдобровать. Да уж и будет, пора честь знать; награбил, и довольно, дай место и другим. Вот бы Митрошу устроить на это место! Куда хорошо!
Митроша, Митроша!
Митрофан
Гурьевна. Говорила тебе, не каркай, будь поучтивее, говори: чего изволите-с?
Митрофан. Ну, ладно, ладно!
Гурьевна. Вот тебе корзинка, ступай в рощу за грибами.
Митрофан. Вот нужно очень! Какой расчет? Я вчера полтора пуда купил за бесценок, по тридцати копеек на фунт наживу; вот ты и считай!
Гурьевна. Да, глупый, не в расчете дело. Ты покупать-то покупай, что под руками плывет, того пропускать не надобно, — а и вперед-то гляди!
Митрофан. А что там впереди-то?
Гурьевна. Барышня в рощу пошла; постарайся познакомиться да понравиться!
Митрофан. Все это журавли в небе, их руками не достанешь.
Гурьевна. С умом все достанешь. Ты слушай: я-таки пробралась в спальню к Серафиме Давыдовне. Ты, говорит, мне, Гурьевна, нужна будешь. Ты меня не оставляй. Что, говорит, делать, хоть и обидят, уж как-нибудь перенеси… Да я, говорю, матушка, за вас рада побои принять. Я ей денег-то задам, да заберу в руки, тогда ты можешь здесь управляющим быть. А там, повремени, чем чорт не шутит, можно и за барышню посвататься. Понял ты?
Митрофан. Как не понять. Да насчет опойка-то я сомневаюсь.
Гурьевна. Какого опойка?
Митрофан. А физиономии-то?
Гурьевна. Полюбится и сатана лучше ясного сокола. Ты не из красавцев, да и не пугало воронье. Возьми корзинку-то, повесь на руку! Да ты ходи по-благородному, вот так!
Митрофан. По верхам-то грибов не ищут, они по земле растут, да еще на сук наткнешься, глаз выколешь!
Гурьевна. Тебе грибы, что ль, нужны — корысть-то в них невелика; ловкость да благородные манеры — вот что тебе нужно. Ну, ступай! И я тоже пойду, издали на тебя смотреть буду.
Ольга. Я нарочно Настю с девушками за грибами отправила, чтоб она не мешала тут.
Бондырева. А лошадей я все-таки откладывать не велела, мало я на твои хитрости надеюсь.
Ольга. А вот увидим, отчаиваться никогда не нужно. Конечно, я еще молода, мало знаю людей, а говорят, что всякого человека можно на какую-нибудь удочку поймать.
Бондырева. Марьюшка, позови управляющего.
Ольга. Я подожду в зале, чем кончатся ваши переговоры. Тогда уж я буду знать, как с Лизгуновым разговаривать, он, того гляди, и приедет.