Сердечное сжатие, возникшее у меня, когда я узнал, что эта щучка заставила его покончить с коктейлями, теперь усилилось. Мне как человеку бывалому чем дальше, тем яснее становилось, что на этой горячей любви он рискует сильно обжечься, и я даже чуть было не посоветовал Медяку просто телеграфировать ей: «Между нами все кончено», собрать чемодан и сесть на первый пароход, идущий в Австралию. Но предчувствуя, что такой совет может его обидеть, я ограничился тем, что спросил, из чего состоит процедура выдвижения или, выражаясь по-американски, «проталкивания» кандидата. Не то что бы этот вопрос меня особенно занимал, просто хотелось поговорить о чем-то постороннем, не имеющем касательства к его ужасной невесте.
Тень набежала на его лицо, которое, как я забыл сказать, было достойно лицезрения (ясный взор, загорелые щеки, волевой подбородок, медные волосы, прямой нос). Кроме того, оно венчало собой тело, радовавшее глаз мускулистостью и стройностью. Можно сказать, что обликом он напоминал Эсмонда Хаддока, хозяина Деверилл-холла, который ежемесячно вручал конверт с жалованьем дяде Дживса — Чарли Силверсмиту. С виду такой же лирик, готовый в любую минуту зарифмовать «луну» с «весной», он тем не менее, как и Эсмонд, производил впечатление силача, способного, если потребуется, свалить одним ударом быка. Не знаю, представлялась ли ему такая возможность, ведь быка не так часто можно встретить. Однако людей в студенческие годы он валил без разбора, три года выступая на ринге в тяжелом весе за команду университета. Возможно, среди его жертв попадались и быки.
— Это было похоже на страшный сон, — сказал он, по-прежнему пасмурный из-за воспоминаний о пережитом. — Народу в комнату набилось столько, что не продохнуть, — душегубка, да и только, и я должен был сидеть и выслушивать приветствия до полуночи. Потом я стал выступать повсюду с речами.
— Так почему же ты сейчас не в своем округе, не выступаешь с речами? Тебе дали выходной?
— Я приехал нанять секретаршу.
— Неужели у тебя до сих пор не было секретарши?
— Была, конечно, но моя невеста ее уволила. Они не сошлись характерами.
Помнится, я поморщился, узнав, что его невеста ввела запрет на коктейли, но теперь я скроил еще более кислую мину. Чем больше я слышал о его нареченной, тем меньше она внушала мне симпатий. Вот кто легко нашел бы общий язык с Флоренс Крэй, повстречай они друг друга. Ну прямо родственные души, или «несносные третирщицы», как назвала бы их одна моя знакомая горничная.
Я, разумеется, не сказал этого вслух. Всему свое время: время назвать кого-то «несносной третирщицей» и время промолчать. Стоит нелестно высказаться о невесте, и уже, как говорится, погладил против шерстки жениха, а кто рискнет погладить против шерстки бывшего боксера-тяжеловеса?
— У тебя есть кто-нибудь на примете? — спросил я. — Или ты отправишься на ярмарку секретарш и будешь смотреть, что есть в наличии?
— Я имею виды на одну американку, с которой свел знакомство до отъезда из Лондона. Мы на двоих снимали квартиру с Литтлуортом по прозвищу Носач, который тогда писал роман, и она каждый день приходила ему помогать. Носач свои сочинения диктует, и он говорил, что она классная стенографистка и машинистка. У меня есть ее адрес, но, возможно, она уже там не живет. Съезжу после обеда проверю. Ее зовут Магнолия Гленденнон.
— Не может быть.
— Почему?
— Что за имя такое, Магнолия!
— Нормальное имя для Южной Каролины, откуда она родом. В Америке в южных штатах этих Магнолий как собак нерезаных. Но я не кончил рассказывать про избрание в парламент. Прежде всего, конечно, твою кандидатуру должны выдвинуть.
— Как ты этого добился?
— Все устроила моя невеста. Она знакома с одним министром, и он пустил в ход свои связи. Его фамилия Филмер.
— А. Б. Филмер?
— Точно. Он твой приятель?
— Я бы так не сказал. Наше мимолетное знакомство произошло на крыше летнего домика, куда нас загнал один желчный лебедь. Опасность сблизила нас ненадолго, но закадычными друзьями мы не стали.
— Где это случилось?
— На острове посреди озера в имении моей тети Агаты в Стипл-Бампли. Ты ведь живешь в Стипл-Бампли и, наверно, бывал у нее.
Тут его посетила ошеломляющая догадка, как тех солдат, которые, по словам Дживса, переглядывались на какой-то Дарьенской вершине.[60]
— Леди Уорплдон твоя тетя?
— Самая что ни на есть.
— Она никогда об этом не говорила.
— И не скажет. Скорее, она постарается это скрыть.
— Боже, значит, она твоя двоюродная сестра.
— Тетя! Нельзя быть тем и другим сразу.