Том 10. Аббат

— Мы преследовали отборнейшего красного зверя и стреляли в поднебесье цапель самого высокого полета. Но я не знаю, может быть на северном наречии это значит — охотиться за кроликами и дроздами. Кроме того, я умею владеть мечом и метать копье; по крайней мере так эти предметы называются у нас на границе, но, возможно, здесь их именуют камышовыми стеблями и тростинками.

— В твоем голосе звучит металл, — сказал регент, — но я прощаю тебе резкость за правду. Значит, ты знаешь, в чем состоит служба воина?

— В той мере, насколько этому могут научить упражнения, без их применения в настоящем деле. Но наш рыцарь не позволял никому из своих слуг совершать набеги, и мне ни разу еще не посчастливилось видеть поле брани.

— Не посчастливилось! — повторил регент с грустной улыбкой. — Поверь моему слову, молодой человек, война — это единственная игра, в которой обе стороны проигрывают.

— Не всегда, милорд! — с присущей ему смелостью возразил Роланд Грейм. — Если только можно верить людской молве.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил регент, в свою очередь краснея и, возможно, подозревая в словах пажа нескромный намек на свое высокое положение, обретенное благодаря разразившейся в Шотландии гражданской войне.

— Я хочу сказать, милорд, — не меняя тона, ответил Роланд Грейм, — что тот, кто доблестно сражается с врагом, возвращается с поля битвы со славой или погибает с честью; поэтому война — это игра, в которой не проигрывает ни одна из сторон.

Регент улыбнулся и покачал головой. В этот момент отворилась дверь, и вошел граф Мортон.

— Я вхожу несколько поспешно, без доклада, — сказал он, — но это потому, что у меня важные новости. Дело обстоит именно так, как я говорил: Эдуард Глендининг провозглашен аббатом, и, следовательно…

— Подождите, милорд! — прервал его регент. — Я знаю об этом, но…

— И, может быть, знали раньше, чем я, лорд Мерри, — произнес Мортон; при этом его угрюмое, мрачное лицо стало еще угрюмей и густо побагровело.

— Мортон, — сказал Мерри, — не подозревай меня, не бросай тени на мою честь. Я достаточно страдаю от клеветы врагов; не делай же так, чтобы я должен был обороняться еще и от несправедливых подозрений друзей. Мы не одни, — спохватившись, добавил он, — а то бы я сказал тебе еще кое-что.

Он отвел Мортона в одну из оконных ниш, которая глубоко врезалась в массивную стену и представляла собой удобное место для уединенной беседы. В этом уголке они все же были доступны наблюдению Роланда, который видел, что разговаривают они очень взволнованно, причем Мерри серьезно и горячо убеждал в чем-то Мортона, который имел вначале недовольный и обиженный вид, но потом, под влиянием слов регента, стал как будто понемногу отходить.

По мере того как их разговор обострялся, они говорили все громче и громче, забыв о присутствии пажа, в известной мере потому, что с их места не была видна та часть комнаты, где он находился. Благодаря этому из речей вельмож до него дошло больше чем он сам того желал. Хотя Роланд и был пажом, но недостойное любопытство в отношении чужих тайн не принадлежало к числу его недостатков. Кроме того, при всем его безрассудстве, ему не могло не прийти в голову, что это довольно опасно — стать невольным свидетелем секретного разговора двух могущественных людей, перед которыми все трепетали. Но не мог же он заткнуть себе уши или деликатным образом покинуть помещение; а пока он размышлял, каким способом напомнить о своем присутствии, он уже услышал так много, что после этого внезапно обнаружить себя было бы столь же нелепо, а может быть, и столь же опасно, как и оставаться тихонько на месте до конца беседы. Однако то, что было им услышано, не давало еще ясного представления о предмете беседы, и если искушенный политик, знакомый с обстановкой тех времен, без труда понял бы, о чем шла речь, то Роланд мог строить относительно содержания разговора лишь самые неопределенные, смутные догадки.

— Все готово, — сказал Мерри, — и Линдсей собирается выезжать. Она должна перестать колебаться. Ты видишь — я следую твоему совету и не позволяю себе поддаться чувству сострадания.

— Верно, милорд, — ответил Мортон, — когда дело идет о завоевании власти, вы не колеблетесь, а идете напролом. Но так же ли заботитесь вы о защите и сохранении того, что достигнуто? Зачем весь этот штат слуг вокруг нее? Разве у вашей сестры недостаточно мужской и женской прислуги, что вы соглашаетесь еще придать ей совершенно излишнюю и опасную свиту?

— Стыдись, Мортон! Ведь она принцесса и моя сестра: могу ли я отказать ей в надлежащем внимании?

— Вот, вот, — ответил Мортон, — именно так всегда и летят ваши стрелы: вы неплохо спускаете их с тетивы и метко целитесь; но всякий раз, когда стрела уже в полете, начинает дуть ветерок каких-то никому не нужных братских чувств и отклоняет ее в сторону.

— Не говори так, Мортон, — возразил Мерри, — я проявил решимость и совершил задуманное.