Том 10. Аббат

Единственное, что привлекло здесь его внимание, была сама Кэтрин Ситон, которая, считая себя в безопасности, остановилась, чтобы отдышаться от бега, и присела на стоявшую в дальнем конце залы большую дубовую скамью. Услышав шум, произведенный Роландом, она сразу встрепенулась, вскочила с места и, издав негромкий возглас удивления, шмыгнула в одну из двустворчатых дверей, сходившихся в этом, по-видимому, центральном помещении дома. Роланд тотчас подошел к этой двери и увидел, что она ведет в большую светлую галерею. С другого конца галереи доносились голоса, и слышны были шаги, приближавшиеся к сеням. Перед лицом серьезной опасности Роланд несколько отрезвел и стал размышлять, что будет лучше — продолжать ли упорствовать или отступить, — как вдруг из боковой двери снова появилась Кэтрин Ситон и, подбежав к нему с таким же проворством, с каким еще недавно удирала от него, произнесла:

— О горе! Зачем вы пришли сюда? Бегите, бегите скорее, или вы погибли! Нет, стойте! Они идут, бегство невозможно… Скажите, что вы пришли к лорду Ситону.

Она отпрянула от него и исчезла за той же дверью, из которой только что вышла; в ту же минуту с силой распахнулась большая двустворчатая дверь на другом конце галереи, и шесть-семь богато одетых молодых дворян ворвались в сени; почти все они были вооружены шпагами.

— Кто это осмеливается вторгаться в наш дом? — вскричал один из них.

— Искрошить его в куски! — воскликнул другой. — Пусть заплатит за сегодняшние обиды и раны — это кто-то из людей Лесли.

— Нет, клянусь святой Марией! — отозвался третий. — Он из отряда этого архизлодея и облагородившегося простолюдина — Хэлберта Глендининга, в прошлом — церковного вассала, а ныне — грабителя церковных имуществ, который присвоил себе титул барона Эвенела.

— Да, это так, — сказал четвертый, — его выдает ветка остролиста — их отличительный знак. Придержите-ка дверь, он сейчас ответит за свою дерзость!

Двое щегольски одетых молодых людей выхватили шпаги из ножен, подошли к двери, через которую Роланд вошел в сени, и стали возле нее, чтобы помешать его возможному бегству. Остальные надвинулись на пришельца, у которого хватило разума понять, что всякая попытка оказать сопротивление заведомо обречена на неудачу. Несколько человек заговорили одновременно, отнюдь не дружелюбным тоном, спрашивая его, кто он и откуда, как его имя, с каким делом явился и кем послан. Обилие посыпавшихся вопросов было обстоятельством, которое могло ненадолго оправдать его молчание; наступило что-то вроде краткого перемирия, срок которого не успел истечь, как в сени вошел человек, при чьем появлении люди, угрожающе сомкнувшиеся вокруг Роланда, почтительно расступились.

Вошедший был высокий, статный мужчина; его черные волосы уже были тронуты сединой, но взгляд и надменное выражение лица говорили о том, что духом он еще молод. Одет он был в свободную рубашку голландского полотна, во многих местах испачканную кровью. Прямо на рубашку была накинута подбитая дорогим мехом алая мантия, возмещавшая небрежность его туалета. На голове у него была шапочка из алого бархата, украшенная, по обычаю вельмож того времени, тонкой золотой цепочкой, трижды обвитой вокруг тульи и заканчивавшейся медалью.

— Кого это вы тут обступили с таким грозным видом? — спросил он. — Разве вы не знаете, что под этим кровом каждый, кто приходит с мирными намерениями или же как открытый и смелый враг, вправе рассчитывать на благородное обращение?

— Но этот человек, — ответил один из юношей, — негодяй, коварно проникший сюда, чтобы шпионить.

— Я отвергаю это обвинение, — решительно заявил Роланд Грейм. — Я пришел, чтобы повидать милорда Ситона.

— Нечего сказать, правдоподобная выдумка, — отозвались его недоброжелатели. — Особенно в устах ратника из отряда Глендининга.

— Погодите, молодые люди, — сказал лорд Ситон, ибо это он сам и был. — Дайте-ка мне поглядеть на юношу. Клянусь небом, именно он, меньше чем полчаса тому назад, храбро стал на мою сторону, когда некоторые из моих слуг проявили больше заботы о своих драгоценных особах, нежели обо мне. Отойдите от него, ибо он заслуживает, чтобы вы, вместо вашего грубого обращения, оказали ему почетный и дружественный прием.

Все попятились, повинуясь приказу лорда Ситона, а он, взяв Роланда Грейма за руку, поблагодарил его за быстроту и отвагу в оказании помощи, добавив, что не питает никаких сомнений в отношении цели его прихода: она, конечно, заключается в том, чтобы осведомиться, не опасно ли он ранен.

Роланд низко поклонился в знак согласия.

— Или, быть может, у тебя есть ко мне какое-нибудь дело, в котором я могу быть тебе полезен? Я рад был бы доказать не только на словах, как высоко я ценю твою доблестную и своевременную поддержку.

Но паж, сочтя за благо придерживаться именно того объяснения своего визита, которое так кстати подсказал ему сам лорд Ситон, ответил, что желание увериться, что жизнь его светлости вне опасности, было единственной причиной его вторжения. Ему показалось, добавил он, что милорда задели в схватке.