— Чепуха! Что может понимать этот арканзасский осел? Слава — пустяки, а вот я желал бы знать рыночную цену вашего мраморного пугала. Вы корпели над ним полгода, а не можете выручить за него и ста долларов. Нет, сэр! Покажите мне пятьдесят тысяч наличными, и я выдам за вас мою дочь, а иначе она выйдет за молодого Симпера. Даю вам полгода сроку. Всего хорошего, сэр!
— Ах, я несчастный!
— Джон, друг моего детства, я самый несчастный из людей!
— Простофиля ты, вот ты кто!
— Теперь мне некого больше любить, кроме моей статуи Америки. И гляди, даже она мне нисколько не сочувствует, это видно по ее холодному, каменному лицу — так прекрасна и так бессердечна!
— Ты болван!
— Ох, Джон, что ты!
— Да, охай больше! Ведь тебе же дали шесть месяцев сроку на то, чтобы достать эти деньги?
— Не смейся над моими страданиями, Джон. Даже если бы мне дали шесть веков, что из этого? Ведь это не поможет человеку без имени, без капитала, без друзей.
— Тупица! Плакса! Размазня! Шесть месяцев на то, чтобы достать деньги, когда и пяти за глаза довольно!
— Ты с ума сошел!
— Шесть месяцев! Куда столько! Предоставь-ка дело мне. Я добуду тебе деньги.
— Что ты хочешь сказать, Джон? Как же ты достанешь такую огромную сумму?
— Согласен ты предоставить дело мне и ни во что не вмешиваться? Обещай во всем меня слушаться и не противоречь мне, что бы я ни сделал.
— У меня голова кругом идет, я просто ошеломлен, но даю тебе слово…
Джон схватил молоток и одним решительным взмахом отбил нос Америке. Еще взмах — два пальца отлетели и упали на пол, еще взмах — отскочил кончик уха, еще взмах — и несколько пальцев на ноге были покалечены, еще взмах — и вся левая нога до колена была отбита и валялась на полу.
Джон надел шляпу и ушел.
Джордж, лишившись языка, с полминуты смотрел на изуродованное произведение искусства, потом как подкошенный свалился на пол, корчась в судорогах.
Скоро Джон вернулся в коляске, забрал скульптора с разбитым сердцем и статую с отбитой ногой и увез их, преспокойно что-то насвистывая. Он высадил художника у своего дома, а статую повез дальше, на Виа Квириналис.
«Сегодня в два часа истекают данные мне шесть месяцев. Какая мука! Погибла вся моя жизнь. Лучше бы мне умереть. Вчера я не ужинал, а сегодня не завтракал. Я не смею даже войти в харчевню. А как хочется есть! Лучше об этом не думать. Сапожник не дает мне прохода, портной тоже, хозяин преследует меня по пятам. Несчастный я человек! Джона я так и не видел с того рокового дня. Она нежно улыбается мне, когда мы встречаемся на улице, но этот старый кремень, ее папаша, сейчас же велит ей отвернуться… Кто это стучится в дверь? Кто пришел преследовать меня? Ручаюсь, что злодей сапожник».
— Войдите!
— Позвольте поздравить вашу светлость! Я принес милорду новые сапоги. Нет, нет, насчет платы не беспокойтесь, торопиться незачем, совершенно незачем. Может быть, милорд и в будущем окажет мне честь, останется моим клиентом… Ах, до свидания!
«Сам принес сапоги! Не хочет брать денег! Отвешивает поклоны и реверансы, точно королю! Желает, чтоб я и впредь оставался его заказчиком! Да это прямо светопреставление!..»
— Войдите!
— Прошу прощения, синьор, я принес новый костюм для вашей чести.
— Войдите!
— Тысячу раз прошу прощения, ваша милость! Я приготовил внизу прекрасное новое помещение для вас, эта жалкая конура совершенно не подходит для…
— Войдите!
— Я зашел сказать, что ваш кредит в нашем банке, к сожалению, приостановленный на некоторое время, теперь возобновлен к нашему полному удовольствию, и мы будем счастливы, если вы возьмете у нас сколько угодно…
— Войдите!
— Мой славный мальчик, она твоя! Она сейчас приедет! Возьми ее, женись на ней, люби ее, будьте счастливы! Благослови бог вас обоих. Гип-гип, ура!
— Войдите!
— О Джордж, любимый мой, мы спасены!
— Мэри, дорогая! Да, мы спасены, но черт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю!
Один из группы американцев читает и переводит из «Иль Бен Соврато ди Рома»: