Том 10

В этот миг из темноты вынырнул второй всадник, тоже на великолепном коне, в свободно ниспадающей накидке и с длинным хлыстом в руке. Это был большой, довольно нескладный человек; проезжая мимо, он обратил к нам свое лицо, лицо безумца. Тут не могло быть никаких сомнений: безумие сверкало в его пустых глазах, звенело в диком пронзительном хохоте.

— Хан! Хан! — сказал Симбри, кланяясь, и я увидел, что он испуган.

За Ханом последовали его телохранители. Их было восемь, все с хлыстами, которыми они настегивали своих коней.

— Что все это значит, друг Симбри? — спросил я, когда лай и стук копыт затихли вдали.

— Это значит, друг Холли, — ответил Шаман, — что Хан вершит правосудие, как он его понимает: охотится за человеком, который его прогневал.

— В чем же его вина? И кто этот несчастный?

— Очень важный вельможа, ханской крови, а его вина состоит в том, что он объяснился Хании в любви и предложил убить ее мужа, если она согласится выйти за него замуж. Но она ненавидит этого человека, как и вообще мужчин, и рассказала обо всем Хану. Вот что случилось.

— Как счастлив должен быть владыка, имеющий такую добродетельную супругу! — невольно проговорил я елейным голосом, но с тайным значением. Старый хитрец Шаман повернулся ко мне и стал поглаживать свою белую бороду.

Немного погодя мы вновь услышали приближающийся лай псов-палачей. Они мчались прямо в нашу сторону. Опять появился белый конь с всадником, оба были уже в крайнем изнеможении; бедное животное с трудом взобралось на бечевник. И тут же в бок ему вцепился большой рыжий пес с черным ухом; и оно заржало с непередаваемым ужасом, как могут лишь кони. Всадник соскочил и, к нашему ужасу, кинулся к реке, надеясь, видимо, укрыться в нашей лодке. Но прежде чем он смог добежать до воды, эти дьявольские отродья уже схватили его. Не хочу описывать последующее, но я никогда не забуду этой сцены: две своры копошащихся волков и радостно вопящий маньяк Хан, подстрекающий своих псов-палачей довершить их кровавое дело.

Глава IX. При дворе Калуна

С тяжелым сердцем, в страхе и негодовании продолжали мы наше плавание. Не удивительно, что Хания ненавидит этого безумного деспота. Но эта женщина любит Лео, а ее муж дико ревнует, и мы только что видели, как он мстит тем, кто имеет несчастье возбудить его ревность. Приятная перспектива для нас всех! Однако наглядный урок, который мы получили, наблюдая за страшной расправой, впоследствии нам пригодился.

Достигнув оконечности острова, где река раздваивалась, мы высадились. На пристани нас ожидал отряд воинов под командованием начальника придворной стражи. Сопровождаемые ими, мы прошли через ворота в высокой крепостной стене, которая окружала город, и стали подниматься по узкой, вымощенной булыжником улице, между двумя рядами типичных центрально-азиатских домов, не очень больших и, насколько мы могли судить при лунном свете, без особых архитектурных притязаний.

Нашего прибытия, очевидно, ждали с большим любопытством; по всей улице стояли группы людей; наблюдали за нами и в окна и с крыш. Длинная улица заканчивалась базарной площадью; мы перешли через эту площадь вместе со следовавшей за нами толпой зевак, которые отпускали по нашему адресу какие-то непонятные замечания, и приблизилась к воротам во внутренней городской стене. Нас окликнули часовые, по слову Симбри они открыли ворота, и мы оказались среди садов. Дорога — или подъездная дорожка — привела нас к большому каменному дому или дворцу с высокими башнями, построенному беспорядочно, но прочно; тяжелое, убогое подражание египетскому стилю.

Мы прошли во внутренний двор, окруженный одной сплошной верандой, откуда короткие коридорчики вели в разные комнаты. Начальник стражи показал нам наши апартаменты, состоящие из гостиной и двух спален, отделанных панелями, обставленных с варварской роскошью и хорошо освещенных масляными плошками.

Здесь Симбри оставил нас, сказав, что начальник стражи будет ждать снаружи и, как только мы будем готовы, препроводит нас в трапезную. Мы с Лео разошлись по своим спальням, где нас встретили слуги и рабы, предупредительные и услужливые. Они поменяли нашу обувь на более легкую, сняли с нас тяжелые дорожные одежды и надели на нас что-то вроде европейских сюртуков, но из белой ткани и отороченных горностаевым мехом.

Облачив нас во все это, они показали поклонами, что наш туалет закончен, и отвели нас в большую прихожую, где нас ждал начальник стражи. Пройдя через несколько комнат, просторных и, очевидно, никем не занятых, мы очутились в большой зале, озаренной множеством светильников; ночи были все еще холодные, и воздух здесь подогревался торфяными печами. Потолок залы был плоский и опирался на толстые каменные колонны с резными капителями; стены были увешаны гобеленами, что создавало впечатление приятного уюта.