Елкин оставил коня и, взяв Калинку за лацкан пиджака, начал говорить не спеша, сдерживая желанье отчитать возомнившего о себе юнца и подбирая такие слова, которые не могли задеть и самую самолюбивую натуру.
— Вы напрасно задоритесь, пренебрегаете основными принципами нашей работы, нашего времени — строить быстро, дешево и хорошо. Это пренебрежение, как бы гениальны, трудолюбивы и сведущи вы ни были, вас погубит, вы не увидите плодов вашего труда. Мой совет — запомнить, во всех памятках записать: быстро, дешево, хорошо, можете прибавить — красиво, и в зависимости от этого направлять свою энергию. Поработайте над проектом, выпрямите речку. Вот Гусев поможет вам. Забудьте мосты, возненавидьте их, поставьте цель — обойтись без них, боритесь с ними всем, чем можно: взрывами, насыпями… Доведите число мостов до трех-двух. И если нельзя исключить все, если останутся как неизбежность, тогда и будете строить. В этом больше творческой радости, чем в десяти мостах, построенных без нужды. Вы молоды, а молодость любит пышность. Я понимаю вас, но не поддерживаю, я за строгость, за расчет, за разумность и полезность. — Елкин ласково прикоснулся пальцами к плечу Калинки и одобряюще усмехнулся: — Не унывайте, из вас будет толк.
Изыскательская партия была в сборе. Люди, поджав ноги, сидели на кошмах, брошенных на песок. В середине людского круга стоял котел с бараниной. Мясо доедали, на смену ему лежала куча невскрытых консервных банок.
Елкин, расседлывая коня, уловил клочок разговора:
— Какой вариант выбрал, сейчас, верно, скажет.
— Не скажет, он что-то онемел в последнее время.
— В город охота, в баню. Скорей бы прихлопнуть розыски, все равно ничего путного не найдем: везде горы да пески.
Вся партия от начальника до конюха-казаха волновалась за судьбу вариантов. Даже и те, кто совсем не разбирался в них, по-своему, без цифр и чертежей, на глазок определяли выгодность того или иного проекта и отстаивали свой.
Работа от темна до темна в горах и песках под пыльными буранами, сон и отдых без всяких удобств, однообразное питание, вызывающая желудочные расстройства чужая вода измотали людей, родили нестерпимую тоску по нормальной жизни. Сносный обед из свежих продуктов, сон в кровати и на подушке, чистое белье, баня и распаренный веник сделались постоянной сладкой мечтой.
В таком состоянии люди вообразили, что Елкин не рискнет затянуть поиски, и собрались в Алма-Ату отдыхать. На ужин принесли большую, чем обычно, порцию консервов, увязали вещевые мешки и чемоданы, вытянули из реки брички, которые стояли там, чтобы замокли их рассохшиеся колеса. Конюх-казах расчесал лошадям гривы. Устроил он и себя: сбрил первый молодой пушок на висках, надел новый парусиновый костюм, смазал дегтем порыжелые сапоги. Потом взял домбру, сел в бричку и принялся наигрывать веселое, подсвистывая и прищелкивая языком.
Елкин заметил приготовления и сказал:
— Скоро закончим, каких-нибудь день-два.
— Почему не завтра? Что здесь делать, если вы срочно должны дать ответ? — Старший техник Широземов, сидевший у костра, встал и шагнул к Елкину; под каблуками его тяжелых подкованных сапог визгливо скрипнула береговая галька. — Вы будете просить отсрочку? Чем плох Огуз Окюрген? Выбирайте его!
Широземов говорил недовольно, почти грозно. Его угреватое, красно загорелое лицо приобрело темно-фиолетовый оттенок.
Елкин уклонился от разговора, ушел в свою палатку.
— Что это значит? — Широземов круто повернулся к Калинке.
— Рассердился. — Калинка заложил руки за спину и начал ходить вокруг костра, роняя по пути слова, которые уже не мог удержать: — Мы сильно столкнулись. Он вскипел. Меня и мой Огуз Окюрген разнес в пух. Говорит, надо еще поползать, померять, точно мало ползали!.. Я думаю проситься в другое место. Здесь, если мы полезем через Сары, мне делать нечего. Я убежден, что наш уважаемый патрон поползет лишнюю сотню километров, но удерет от скал. Такая уж натура, — трусливая, мелкая. Ему бы учителем быть, втолковывать ребятишкам «а» да «б», а он пролез в строители. Ирония! Худосочный человечишка, который не может шагу ступить, прежде чем не обнюхает, что впереди, строит труднейший участок, решает сложнейшие проблемы!
Техник Перов дернул Калинку за рукав и сердито поморгал подслеповатыми глазами: замолчи, нашел место болтать, при рабочих.
Калинка умолк.
Рабочие поужинали, толкнули брички обратно в реку и ушли спать. Калинка, Перов и Широземов остались у костра. Широземов стоял над огнем и сердито плевал в его жаркую глубину. Левая рука крепко держалась за густую черную бороду, свалявшуюся в ком, правая мяла ременный пояс. От коротконогой толстой фигуры техника падала широкая тень и покрывала собой все полотнище елкинской палатки.
Калинка ходил возле Широземова, нервно пошвыривая ногами растоптанный песок с галькой. Голова у него часто вздрагивала, сбрасывая на лоб пряди светлых длинных волос. Он отбрасывал их рукой, а голова снова сбрасывала.
Калинка говорил: