И прииде Святополкъ Кыеву съ Давыдомъ, и раде быша людье вси, токмо дьяволъ печаленъ быше о любви сей. И влезе сотона у сердьце некоторымъ мужемъ, и начаша глаголати къ Давыдови Игоревичю, рекуще сице, яко «Володимеръ сложилъся есть с Василкомъ на Святополка и на тя». Давыдъ же, имъ веры лживымъ словесемь, нача молвити на Василка, глаголя сице: «Кто есть убилъ брата твоего Ярополка, а ныне мыслить на тя и на мя, и сложилъся есть с Володимеромъ? Да промышляй си о своей голове». Святополкъ же смятеся умомъ, рекий: «Еда се право будеть или лжа, не веде. И рече Святополкъ к Давыдови: «Да аще право молвиши, да Богъ ти буди послухъ, аще ли завистью молвиши, да Богъ будеть за темъ». Святополкъ же съжалиси по брате своемь и о себе нача помышляти, еда се право будеть? И я веру Давыдови, и перельсти Давыдъ Святополка, и начаста думати о Василце, а Василко сего не ведаше и Володимеръ. И нача Давыдъ глаголати: «Аще не имеве Василка, то ни тобе княженья у Киеве, ни мне Володимери». И послуша сего Святополкъ. И прииде Василко въ 4 ноября и перевезеся на Выдобичь, иде поклонится къ святому Михаилу в манастырь, и ужина ту, а товары своя постави на Рудици. Вечеру же бывшю, прииде в товаръ свой. Наутрия же бывшю, присла Святополкъ, река: «Не ходи от именинъ моихъ». Василко же отопреся, река: «Не могу ждати, еда будеть рать дома». И присла к нему Давыдъ: «Не ходи, брате, и не ослушайся брата старейшаго. Поидеве оба». И не въсхоте Василко створити тако, ни послушаеть ею. И рече Давыдъ къ Святополку: «Видиши ли, не помнить тебе, ходя в руку твоею. Аще ли отъидеть въ свою волость, самъ узриши, аще ти не займеть городовъ твоихъ — Турова и Пиньска и прочихъ городовъ твоихъ. Да помянеши мя. Но, призвавъ ̀и ныня, ими и дай его мне». И послуша его Святополкъ и посла по Василка, глаголя: «Да аще не хощеши ждати до имянинъ моихъ, и прииди ныне, да целуеши мя, и поседимы вси с Давыдомъ». Василко же обещася приити, не ведый лесть, юже коваше на нь Давыдъ, Василко же, вседъ на конь, поеха, и въсрете ̀и отрокъ его и поведа ему, глаголя: «Не ходи, княже, хотять тя яти». И не послуша сего, помышляя: «Како мя хотять яти? Оногды , целовали хресть, рекуще: аще кто на кого будеть, хресть на того и мы вси». И помысливъ си, перехрестися, река: «Воля Господня да будеть». И приеха в мале дружине на княжь дворъ, и вылезе противу ему Святополкъ, и идоша въ гридьницю, и прииде Давыдъ, и седоша. И нача Святополкъ глаголати: «Остани на святокъ». И рече Василко: «Не могу, брате, остати, уже есмь повелел товаромъ поити переди». Давыдъ же седядше аки немъ. И рече Святополкъ: «Завътрокай, брате!». И обещася Василко завътрокати. И рече Святополкъ: «Посидита вы зде, а язъ лезу, наряжю». И лезе вонъ, а Давыдъ с Василкомъ седоста. И нача Василко глаголати ко Давыдови, и не бе в Давыде гласа и ни послушанья: бе бо вжаслъся и лесть имея въ сердце». И поседевъ мало Давыдъ, рече: «Где есть братъ?» Они же рекоша ему: «Стоить на сенехъ». И въставъ Давыдъ, рече: «Ать иду по нь, а ты ту, брате, поседи». И, въставъ, Давыдъ лезе вонъ. И яко выступи Давыдъ, и запроша Василка, въ 5 ноября, и оковавъше въ двое оковы, и приставиша к нему стороже на ночь. Наутрия же Святополкъ созва бояре и кияне и поведа имъ, еже бе ему поведалъ Давыдъ, яко «Брата ти убилъ и на тя свещалъ с Володимеромъ, хочеть тя убити и градъ твой заяти». И рекоша бояре и людье: «Тобе, княже, головы своее достоить блюсти. Да аще есть молвилъ право Давыдъ, да прииметь Василко казнь: аще ли неправо глаголалъ Давыдъ, да прииметь месть от Бога и отвещаеть предъ Богомъ». И уведеша игумени и начаша молитися о Васильце къ Святополку, и рече имъ Святополкъ: «Ото Давыдъ». Давыдъ же, се въведавъ, нача поостривати на ослепленье: «Аще ли сего не створиши и его пустиши, тъ ни тобе княжити, ни мне». Святополкъ же хотяше пустити ̀и, но Давыдъ не хотяше, блюдася его. И на ту ночь ведоша ̀и Звенигороду,[711] иже есть городъ малъ у Киева, яко десяти веръстъ <...> въдале, и привезъше ̀и на колехъ, окована суща, и съсадиша ̀и с колъ и въведоша в-истобъку малу. И седящю ему, узре Василко торчина, остряща ножь, и вразуме, яко хотят ̀и ослипити, и възпи къ Богу плачемъ великомъ и стонаньемь великомъ. И се влезоша послании Святополкомъ и Давыдомъ Сновидъ Изечевичь, конюхъ Святополчь, и Дмитръ, конюхъ Давыдовъ, почаста простирати коверъ и, простерша, яста Василка и хотяще поврещи ̀и, боряшеться с нима крепко, и не можета его поврещи. И се влезъше друзии, повергоша ̀и, и связаша ̀и, и снемьше доску с печи и възложиша на персии ему. И седоста обаполы Сновидъ Изечевичь и Дмитръ и не можаста его удержати. И приступиста ина два, и сняста другую дъску с печи, и седоста, и вдавиша ̀и рамяно, яко персемъ троскотати. И приступи търчинъ именемь Береньди, овчюхъ Святополчь, держа ножь, хотя уверьтети ножь в око, и греши ока и перереза ему лице, и бяше знати рану ту на лици ему. По семь же уверте ему ножь в зеницю, изя зеницю, по семь у другое око уверьте ножь, изя другую зиницю. И томъ часе бысть яко мертвъ. И вземьше ̀и на ковре, узложиша ̀и на кола яко мертва, и повезоша ̀и Володимерю. И пришедъше, сташа с нимъ, перешедъше мостъ Въздвиженьскы, на торговищи, и сволъкоша с него сорочьку кроваву и вдаша попадьи опрати. Попадья же, оправъши, узволоче на нь, онемъ обедающимъ, и плакатися нача попадья оному, яко мерьтву сущю. Узбуди ̀и плачь, и рече: «Кде се есьмь?» Они же рекоша ему: «Въ Звеждени граде». И въпроси воды, они же даша ему, и испи воды, и въступи во нь душа, и помянуся, и пощюпа сорочкы и рече: «Чему есте сняли с мене? Да быхъ в сей сорочици смерть приялъ и сталъ предъ Богомъ в кроваве сорочице». Онемъ же обедавшимъ, поидоша с нимь въекоре на колехъ, а по грудну пути, бе бо тогда месяць груденъ, рекше ноябрь. И приидоша с нимъ Володимерю въ 6 день. Прииде же и Давыдъ по немъ, яко зверь уловилъ. И посадиша ̀и у дворе Вакееве, и приставиша 30 мужь стрещи, а 2 отрока княжа, Улана и Колчю.