Том 1. В краю непуганых птиц. За волшебным колобком

Ветер сильнее прошел по верхушкам деревьев. Из далеких-далеких времен доносились в шуме деревьев звуки охотничьих рожков, и лай гончих, и топот копыт. Ветер прошумел, замолчали прежние времена, и вдруг такие победные, бодрые клики пронеслись над золотым Крутояром. В голубом просвете мелькнули серебряные шеи и темные крылья. Солнце всходило. Два передовые быстрые птичьи гонца остановились на месте, пряли крыльями, поднимаясь все выше и выше над синим озером и золотым Крутояром.

Проня-сирота собирала орехи и вышла на площадку перед часовней, вся синяя: у ней большие глаза, как два синие гостя, синяя безрукавка не доходит до синей юбки и остается переслежинка, как у медведки. Проня, выйдя на площадку, сняла с головы синий платок и, завязав на нем узелок, махнула гусям:

– Гуси, гуси, помутитеся!

– Перестань, – строго сказал отрок Алексей, отпуская гусей: – В путь-дорогу!

Гуси-гонцы сделали круг над озером и полетели к гусиному царю сказать, что синее озеро в золотых краях прекрасное.

Степан Желудь согрелся у костра, вздремнул и не слыхал, как ушли косцы, не видал, как вместо них подошли к огню озябшие вороны и, лежа на сизых зобах, грелись.

Желудь открыл глаза, когда солнце взошло, и видит: два золотые гуся стоят над озером.

– Гусь пошел! – сказал он так, что воронье разлетелось в разные стороны.

Поскорее сел Степан в свою душегубку и поплыл к барину сказать, что гусь пошел и весь этою ночью будет на озере.

У Степана весло и жердь; на чистых местах он гребет, в камышах упирается жердью. Возле Попова луга камыши стоят во весь человеческий рост. Степан обернулся и завязил жердь. Когда вытаскивал, вдруг в камышах зашумело. «Гуси!» – обмер Степан. Обернулся, а камышей уже нет и гусей нет, а на Поповом лугу, на своем месте, сидит батюшка, удит рыбку и повертывает косичкой во все стороны.

– Гусь пошел, – сказал Степан.

Батюшка ничего не ответил, а молча, зачерпнув кружкой озерной воды, плеснул себе в карман подрясника.

«Червячков подмочить», – догадался Степан, зная, что батюшка всегда держит червей для ужения в кармане и они у него там подсыхают.

Из другого кармана батюшка, тоже молча, вынул фляжку и выпил стаканчик.

– Червячка заморить, – сказал он весело Степану. – Видел, видел: славные давеча два гусака пролетели!

– Плыву я сейчас вдоль бережка, – рассказывал Степан, – хоть глаз у меня и зоркий, ничего не вижу. В камышах взял жердь, обернулся назад, завязил. Ка-ак они шунули!

У батюшки клюнуло. Степан затих.

И вдруг им обоим почудилось, будто их сверху кто-то обоих позвал. И оба посмотрели туда.

Теперь уже не было на небе того оборванного белого месяца, что утром, как единственное облачко, таял на небе. Над синим озерком было такое же синее чистое небо, и там, наверху, неслись три первые великие хоровода гусей.

Белый дедушка на горе перекрестился в ту сторону, куда гуси летели…

Не туда ли уходят и хорошие белые деды?

Поповский гусак, что дремал, стоя на одной ноге, поднял красный глаз к небу и вдруг встрепенулся. Сунулся в одну сторону, сунулся в другую и побежал, размахивая крыльями.

– Крылья не подрезаны, – сказал Степан, – как бы он так не улетел за дикими.

– Куда гусаку домашнему улететь! – ответил спокойно батюшка.

– За тридевять земель улетит. Гусь – не курица, птица умная.

– Благует…

– Каждому воли хочется, батюшка.

– Какая тут тебе воля; просто изблаговался гусак: намедни гусыня околела, вот он и благует.

И, вынув из воды удочки, батюшка поплелся в гору привязать гусака. А Степан пошел к барскому двору.

Возле балкона у Принца собралось много мужиков по какому-то делу. Барин спал; они дожидались. Степан пробрался с черного хода и крикнул в спальню:

– Гусь пошел!

– Врешь? – послышалось из спальни. Степан перекрестился.

– Плыву я возле Попова луга вдоль бережка: весло в руке, жердь позади. Хоть глаз у меня и зоркий, ничего не вижу. В камышах, слышу, гуси; обернулся: как они шунули! И полетели, полетели. Гусак поповский чуть-чуть не ушел.

Не успел рассказать Степан, входит батюшка.

– Нашему брату, попу, – сказал батюшка, – одним глазком на землю, другим на небо надо смотреть. Сижу я сейчас, рыбку ловлю; одним глазом на поплавок, другим – наверх гляжу. Одним глазом вижу: рыбка клюет, другим – как гуси летят. Шибко идут! Мой гусак чуть-чуть не улетел. Гусь пошел, самый настоящий гусь!

«Как быть с мужиками?» – думал в это время Принц, догадываясь, что мужики пришли по одному затяжному делу.

«Как быть с мужиками? – перебирал в голове Принц. – Удрать потихоньку на озеро черным ходом или же крепко ругнуть, чтобы убирались все к черту и не являлись, пока весь гусь не пройдет. Удрать или ругнуть?»

«Ругнуть!» – решил Принц и открыл дверь балкона.

Впереди, с орденами на груди, стоял солдат-старшина.

– Тебе чего? – спросил барин.

– Доложить вашему благородию: нынче утром на заре гусь пошел!

За старшиной, заслоняя всю толпу красною бородой, стоял огромный Степан Муравейник.

– А тебе что? – спросил довольный старшиною Принц.

– Гусь пошел! – сказал Муравейник. – На чаек с вашей милости.

– Гусь пошел! Гусь пошел! Гусь пошел! – загоготали все мужики.