Теперь, через тридцать лет, над тем «ровочком», где до сих пор стоит церковь-завалюшка, далеко виднеется великолепный каменный храм, возле храма стоит трехэтажное здание приюта для крестьянских детей и небольшая больница, недалеко от села – еще одно прекрасное здание – школа для подготовки сельских учителей; в уезде есть еще несколько школ, построенных тем же отцом Георгием; есть даже два или три имения, доходы с которых идут на развитие образовательного дела в крестьянской среде. Сам отец Георгий живет теперь не в лачуге, как раньше, а в хорошем доме с большими светлыми окнами; у счастливой матушки на дворе гуляют стада кур и всякой другой птицы. Никому из народа, однако, и в голову не придет попрекнуть батюшку его благоустроенной личной жизнью; напротив, пишущему это не раз приходилось слышать похвалу, что священник и сам живет хорошо, умеет жить. Дело священника все на виду; советы – советами, служба – службой; а вот еще храм, приют, школы, имения, доходы с которых идут на общественное дело. Да и советы его – не какие-нибудь, а самые житейские и дельные. Не только крестьяне советуются в своих немудреных делах, а купцы, помещики, весь целиком город Волхов ведет свои дела по указанию священника; управа присылает свои сметы.
– Как это мог он? Кто ему помогает? – спросишь, изумленный этой цельностью человеческой личности.
– Кто помогает? Бог, – отвечает так просто крестьянин, что кажется, будто бог – совсем обыкновенный старик и живет он тут же, в селе Чекряк, под соломенной крышей.
Самое же главное, самое удивительное – это не в зданиях, устроенных отцом Георгием, и не в том, что управа с ним советуется, а своя собственная уверенность в том, что есть какая-то точка, где глас народа есть действительно глас бога, и что уж тут никакой не может быть фальши.
Многочисленных паломников, направляющихся в Спас-Чекряк через Белев, так наставляют:
«Встань до зари, иди по Волховской дороге, к полудню дойдешь до Зайцева. Уморишься – отдохни, запоздал – переночуй. Ночевать везде вольно. От Зайцева спросишь дорожку и придешь, где три земли сходятся: Тульская, Калужская и Орловская. Отсюда недалеко в ровочке и будет тебе отец Егор».
Село Спас-Чекряк возле трех земель – соломенное, но не такое, как другие соломенные деревни: не самотканая одежда у мужиков, не старинные головные уборы у баб, а что-то еще невыразимое дает тон селу, и, когда придешь сюда, кажется, будто из парка в лес попал или с дачи в имение. «Ровочек», о котором говорят, – неглубокая балка, покрытая редким лесом; по ней протекает ручей, и первое, что встречаешь здесь, это – колодец под деревянной крышей на круглых столбах. Тут все паломники останавливаются и непременно запасаются водой. Бутылку из-под казенного вина, – ту самую бутылку, за которой, может быть, вчера сидел муж, выпивал и колотил жену, – теперь женщина наполняет святой водой и потом подходит с ней к отцу Егору.
– Для чего водица? – спросит священник.
– От мужа, батюшка: муж дерется, – ответит женщина…
Когда я подходил к этому месту, пел соловей, лозина, береза и орех распустились, дуб, липа и осина стояли еще черные. Три женщины отдыхали возле колодца; у одной сарафан был в красных цветах, у другой – в белых, – девушка; третья была старуха, и сарафан у нее был в черных цветах. Купец, толстый, с большой четвертной бутылью, и молодой человек, рыженький, с пугливо бегающими глазками, сидели рядом с женщинами.
– Иду я по мужнину делу, – рассказала баба в сарафане с красными цветами, – муж гоняется за мной, убить хочет; не за себя боюсь – за ребенка. Так вот уйти собираюсь, бросить его.
– Ну, что же, – отвечает купец, – нынче можно, нынче слабо, чем тебе себя губить, благословись, да и с богом.
– А я иду по детскому, – объясняет купцу старуха, – сыновья хотят на хутор переходить, на участки, а я боюсь.
Девушка собирается замуж выходить. А сам купец «маленько винцом зашибает» и хочет дать обещание.
Журчит вода. Соловей поет.
– Живописное обозрение! – восклицает рыженький молодой человек.
– Вы откуда? – спрашивает его купец.
– Из Петербурга.
И рассказывает свою историю.
– Выпивал… И вдруг решился здоровья. Страх стал брать при работе. Бросил пить – страх не проходит. Пошел к докторам, а они говорят: «Ты здоров, иди и работай». Работаю – страх все не проходит. Последний доктор дал ландышевые капли. Пил много, безмерно пил, а страх усилился. Тут понял, что доктора не помогут, потерял веру в докторов и пошел к священникам. Обошел всех известных, и все говорят одно: «Ты здоров, иди и работай». А страх все не проходит. Теперь осталось испытать последнее: посоветоваться с отцом Егором.
– Отец Егор поможет, – сочувственно воскликнули все три женщины, – страх твой пройдет!
До молебна оставалось немного времени; все поднялись осмотреть отца Егора «заведение».