Он долго ходил, устал, и вошёл в церковную ограду на шумной улице. Бледный мальчик, сидевший на скамейке, испуганно глянул на Саксаулова, и тотчас же опять принялся неподвижно смотреть перед собой. Его голубые глаза были печальны и нежны, как у Тамары. Он был такой маленький, что ноги его торчали вперёд со скамейки.
Саксаулов сел рядом с ним, и с жалостливым любопытством стал его рассматривать. Было в этом одиноком мальчугане что-то радостно напоминающее и волнующее. А на взгляд это был самый обыкновенный мальчишка: отрёпанная одежда, белая меховая шапчонка на светловолосой голове, на ногах изношенные грязные сапоги.
Он долго сидел на скамейке, и вдруг встал, и тоскливо пискнул. Он побежал из ворот по улице, потом остановился, метнулся в другую сторону, и опять остановился. Видно было, что он не знает, куда идти. Он заплакал, тихо, без крика, роняя крупные слёзы. Собралась толпа. Пришёл городовой. Мальчика стали расспрашивать, где он живёт.
— Глюхов дом, — лепетал мальчуган, ещё не ясно, по младенчески, произнося слова.
Но улицы мальчик не знал, и только повторял:
— Глюхов дом.
Городовой, молодой и весёлый, подумал, и решил, что такого дома поблизости нет.
— Ну, а у кого ты живёшь? — спросил угрюмый мастеровой, — отец-то у тебя кто?
— Отца нет, — отвечал мальчик, обводя толпу заплаканными глазами.
— Отца нет, такое дело, — серьёзно сказал мастеровой, и покачал головою. — Ну, а мать кто?
— Мама есть, — сказал мальчик.
— Как же её зовут?
— Мама, — сказал мальчик, подумал и прибавил: — чёрная мама.
Кто-то в толпе засмеялся.
— Чёрная? Что ж, фамилия такая? — догадывался угрюмый мастеровой.
— Прежде белая была мама, а теперь чёрная, — рассказывал мальчик.
— Ну, брат, тебя не разберёшь, — решил городовой. — Надо в участок свести. Там справятся по телефону.
Он подошёл к воротам, и позвонил. В это время, завидев городового, дворник с метлой в руках уже выходил из ворот. Городовой велел ему вести мальчика в участок. Но мальчик вдруг словно надумал что-то, и крикнул:
— Ну, пустите, сам найду!
Он, может быть, испугался дворниковой метлы, может быть, и в самом деле что-то припомнил, — только так побежал, что Саксаулов чуть не потерял его из вида. Но скоро мальчик пошёл тише. Он колесил по улицам, перебегая с одной стороны на другую, отыскивая и не находя своего дома. Саксаулов шёл за ним молча. Он не умел разговаривать с детьми.
Наконец мальчик устал. Он остановился у фонаря, прислонясь плечом к столбу. На глазах его сверкали слезинки.
— Милый мальчик, — заговорил Саксаулов, — что же ты, ещё не нашёл?
Мальчик молча посмотрел на него грустными, кроткими глазами, — и вдруг Саксаулов понял, что заставляло его так неотступно следить за мальчиком. Во взоре и в лице маленького скитальца было что-то, придававшее ему необычайное сходство с Тамарой.
— Милый, как тебя зовут? — взволнованно и нежно спросил Саксаулов.
— Лёша, — сказал мальчик.
— Что же ты, милый Лёша, живёшь с мамой?
— С мамой. Только это — чёрная мама, а прежде белая мама была.
Саксаулов догадался, что чёрная была мачеха.
— Как же это ты заблудился? — спросил он.
— А мы шли с мамой, всё шли. Она велела сидеть и ждать, а сама пошла. А мне стало страшно.
— Кто же твоя мама?
— Мама? Она — такая чёрная и сердитая.
— А чем она занимается?
Мальчик подумал.
— Кофей пьёт, — сказал он.
— Ну, а ещё что?
— Ещё с жильцами ругается, — подумав, ответил Лёша.
— А белая мама где?
— Её унесли. Положили в гроб, и унесли. И папу унесли.
Мальчик показал рукой куда-то вдаль, и заплакал.
«Что же с ним делать?» — подумал Саксаулов.
Но вдруг мальчуган опять побежал. Через несколько поворотов он пошёл потише. Саксаулов опять догнал его. Лицо мальчика изображало странную смесь радости и боязни.
— Вот Глюхов дом, — сказал он Саксаулову, показывая на пятиэтажную уродливую громадину.
В это время из ворот «Глюхова дома» показалась черноволосая, черноглазая баба в чёрном платье и чёрном платке с белыми горошинами. Мальчик боязливо сжался.
— Мама, — шепнул он.
Мачеха увидела его, и удивилась.
— Ты зачем здесь, пострелёнок! — закричала она. — Велено тебе было сидеть на скамейке. Зачем сошёл?
Кажется, она собиралась тут же прибить мальчика. Но, заметив, что на них смотрит какой-то барин, очень строгий и важный с виду, она заговорила помягче:
— Я только отошла на полчаса, а он и побежал. С ног сбилась, искавши, пострел этакий! Сердце не на месте!
Она захватила в свою широкую лапищу крохотную ручонку ребёнка, и потащила его во двор. Саксаулов заметил номер дома и название улицы, и пошёл домой.
Саксаулов любил слушать рассудительные речи Федота. Вернувшись домой, он рассказал ему про Лёшу.
— Это она его нарочно, — решил Федот. — Ведь який яд — баба! Экую даль от дома отвела!
— Зачем же ей это? — спросил Саксаулов.
— Как сказать! Известно, глупая баба, — думает: заблудится мальчонка на улице, всячески, не оставят, — может, кто и возьмёт. Известно, мачеха. Что ей, нежалимое дитятко.
Саксаулову не верилось. Он сказал:
— Да ведь полиция нашла бы её!
— Известно, нашла бы, — ну, а между прочим, она, может быть, и совсем из города уедет, ищи тогда.