Том 1. Тяжёлые сны

И все же, все же! Казалось, вот оно, «розовое детство», мальчик удостоен господских милостей, чего же боле, при том учится, и успешно, в приходской школе… Одет всегда чистенько, очень опрятен, бархатная курточка, серьезен, удивительно изящен – прямо маленький лорд Фаунтлерой, а не кухаркин сын. Как-никак, и в нем есть «голубая кровь» – незаконный внук Ивницкого – ему бы барчуком расти, в холе, да куда? А вот не хотите ли: жить в чадной кухне за перегородкой, спать на сундуке, босиком бегать в лавку за лимонными сухариками «господам к чаю» и за прочими мелочами, получать подзатыльники и чуть что – розги? И не только от матери: «бабушка Агапова» – настоящая Яга– нисколько не отставала при всей своей «просвещенности», и так доставалось от нее мальчику, что и в старости Сологуб не мог спокойно произнести ее ненавистное имя!

Позднее, в стихах и рассказах (например, в явно автобиографическом рассказе «Мечта на камнях») Сологуб со всей убедительностью воссоздаст нестерпимую атмосферу агаповского дома, чадную кухню, где, как в настоящем аду, скворчат раскаленные сковородки, кипит гневом раздраженная мать, где маленького мальчика подстерегает на дню множество неприятностей… Одна радость – убежать в Летний сад с «Дон Кихотом» в руках и там сидеть в зеленой тени, читать, мечтать, переносясь в совсем иной мир, загадочный, светлый и прекрасный… Природу и книги Федя любил до страсти. «Порок ад, мечтаний рай» составляли его двойное бытие.

Интересно отметить, что любимыми книгами Сологуба до конца дней так и остались три: уже упомянутый «Дон Кихот», а также «Робинзон Крузо» и «Король Лир». Почему именно эти три? Может быть, здесь – ключ к его судьбе и характеру. Сколь ни различны герои этих книг, они замкнуты в хрустальную сферу своего одиночества. Робинзон Крузо вообще до появления Пятницы целую вечность прожил на острове один, король Лир все имел – и все потерял, кроме своей, истинно королевской, гордыни; Дон Кихот, поклоняясь прекрасной Дульсинее, слыл «безумцем», жил в им самим творимой легенде, обреченный на непонимание и насмешки…

Гордыня одиночества жила в душе Сологуба – скрытного мальчика, подростка, юноши, наконец – зрелого мужа и старика. Это было его мукой и его отрадой. Сколько раз, закрыв глаза, грезил он о Лигойских блаженных полях, о прекрасной и недостижимой земле Ойле, где царит вечная Красота. В романе «Навьи чары» он сам так отчетливо выразил свое кредо: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном». Но разве не то же делает любимый Сологубом Дон Кихот? Все тот же миф об Альдонсе и Дульсинее. Многократно будет обыгрывать и варьировать его в своем творчестве писатель…

Но есть и разница между испанским гидальго и российским поэтом, творящим свою легенду из грубой действительности. Как мы помним, Дон Кихот сам неколебимо верил в свою мечту. Сологуб, равно как и его герои, в эту мечту не верит Он твердо знает: «невозможно чудо преображения», и тут же добавляет, «но оно необходимо»… Не напоминает ли это горькие строки Георгия Иванова: «Я верю не в непобедимость зла, но только в неизбежность пораженья»?

Не я воздвиг ограду,
не мне ее разбить, –

скажет в одном из стихотворений Сологуб. Но это – много позже…

А пока – Федя Тетерников заканчивает сначала приходскую школу, затем – уездное училище, и наконец венец всех усилий – Учительский институт. Кусок хлеба теперь ему обеспечен – и, забрав мать и сестру, он уезжает по направлению в городок Крестцы Новгородской губернии.

Крестцы, однако, вскоре оборачиваются настоящим крестом и Голгофой. Молодой учитель буквально распят на этом кресте – все его порывы внести что-то новое, свежее в давящую и затхлую систему образования кончаются ничем. Идиотизм российского захолустья непреодолим! Какой-то бесконечный город Глупов. Учителя сами невежественны и погрязли в мелочных и нелепых интригах, в круговом доносительстве, родители по большей части алкоголики, среди детей есть, конечно, еще неиспорченные души, но немало и тупиц, ленивых и зараженных взрослой всеобщей развращенностью. Бог ты мой, какая тут земля Ойле, какое царство вечной красоты?!

Не ужившись с начальством, Федор Тетерников меняет Крестцы на Великие Луки, на Вытегру… Десять лет скитаний и каторжного труда – и все одно и то же! Просвета нет и не предвидится.