Василий Васильич Казанцев.И огненно вспомнились мне —Усищев протуберансы,Кожанка и цейс на ремне.Ведь это же — бесповоротно,И образ тот, время, не тронь.Василий Васильевич — ротный:«За мной — перебежка — огонь!»— Василий Васильича? Прямо,Вот, видите, стол у окна…Над счетами (согнут упрямо,И лысина, точно луна).Почтенный бухгалтер. — БессильноШагнул и мгновенно остыл…Поручик Казанцев?.. Василий?..Но где же твой цейс и усы?Какая-то шутка, насмешка,С ума посходили вы все!..Казанцев под пулями мешкалСо мной на ирбитском шоссе.Нас дерзкие дни не скосили —Забуду ли пули ожог! —И вдруг шевиотовый, синий,Наполненный скукой мешок.Грознейшей из всех революцийМы пулей ответили: нет!И вдруг этот куцый, кургузый,Уже располневший субъект.Года революции, где вы?Кому ваш грядущий сигнал? —Вам в счетный, так это налево…Он тоже меня не узнал!Смешно! Постарели и вымремВ безлюдьи осеннем, нагом,Но всё же, конторская мымра, —Сам Ленин был нашим врагом!
— Говорит Хабаровск,Р.В.15,На волне в семьдесят метров…ДискВ содрогании замирающих вибраций:Шорох, треск, писк.Родина декламировала баритоном актера,Пела про яблочко, тренькала на мандолинах,Но в этом сумбуре мы искали шороховРодимых полей и лесов родимых.Но тайга, должно быть, молчание слушала,Вероятно, поля изошли в молчании.Нагло лезли в разинутые уши —Писк, визг, бренчанье.— Революционная гроза?Где там!Давно погасла огнеликая вышка.Перетряхивал Хабаровск перед целым светомМещанских душ барахлишко.И когдаПанихидой ИнтернационалаЗакончился концерт через полчаса,Мы услышали —Лишь далекая залаАплодисментами оттрепетала, —Посторонние голоса.Родина сказала:— Покурить оставь-ка!..И голосом погуще:— Вались ты к..!И снова несуразица звуков —Визг, вой, давка,Атака спутанных волн,Идущих в штыки.Родина! Я уважаю революцию,Как всякое через, над и за,Но в вашем сердце уже не бьются,Уже не вздрагивают ее глаза, —— Говорит Хабаровск,Р.В.15,На волне…Родина, бросьте метраж!Революция идет,Она приближается, —Но,Пора сознаться,Накопляет ужеОбратный стаж.
Как в агонии, вздрагивает дом,Как в агонии, с каждым новым шквалом,Звенит стекло, затянутое льдом,А ветер мчит, рыдая об одном,О чем-то сказочном и небывалом.О чем его волнующая речь,Его мятеж, ломающий деревья,Что хочет он, умчать иль уберечь?..Он обречен баюкать и стеречьКочевья туч, угрюмые кочевья.И кажется, что ходит под окномОгромный призрак ростом до созвездий,И я томлюсь всю ночь, как этот дом,Как пес, изнемогающий в тупомТомлении на каменном подъезде!