В граненый ствол скользнула пуля —Заряд старательно забит —Сто лет назад в тот день июля,Когда был Лермонтов убит.Кто посягнул?.. Не франт заморский,А тоже русский офицер;Его в гостиных ПятигорскаЛаскали, ставили в пример.Но кавалером не из лучших,За дерзость сослан на Кавказ,Считался маленький поручикС тяжелым взглядом темных глаз.Его стихи казались вздоромИ слишком речь была резка:Чернь оправдала дружным хоромСмерть у подножья Машука.И вот опять леса, поляны;Деревни русские ползут:К несчастной бабушке, в Тарханы,Поэта мертвого везут.Не так ли в сивые метелиДорогой зимней, столбовой,И сани с Пушкиным летелиИ обгоняли волчий вой?Свистел ямщик. Фельдъегерь хмуроСмотрел вперед и дул в кулак…Так началась литератураИ слава создавалась так!И мы сказать, пожалуй, вправе(Без злобы, Боже упаси!),Что розы путь поэтов к славеНе устилали на Руси.
ГУМИЛЕВ («Прекрасен строгий образ Гумилёва!..»)[277]
И так сладко рядить Победу,Словно девушку, в жемчуга,Проходя по дымному следуОтступающего врага!Прекрасен строгий образ Гумилева!..Он в те года сияюще возник,Когда какой-то иссякал родникИ дряблым, бледным становилось слово.И голосом трубы военной и суровойЕго призыв воспрянул в этот миг,И, к небесам подъятый, тонкий ликОвеян был блистаньем силы новой.О, этот очерк крепко сжатых губ!..А в эти дни, не веря нашей яви,Блок забывал о доблести и славеИ к чертовщине влекся Сологуб.Был страшен мир, где безмогильный трупВставал и шел своей тропою навьей,А небеса уже закат кровавил,Вздымая ночь с уступа на уступ.Мы провалились в грозную войну,Как в вырытую кем-то яму волчью,Мы стали жить испуганно и молча,В молчание повергнув всю страну,И, задыхаясь, ринулись ко дну…Лишь красный факел озарил окрестность,Как нетопырь, порхала неизвестность,Будившая набатом тишину.Один лишь голос серебром звенел,И не был он никем перекликаем,Все мы его и в наши дни узнаем,Зане не заглушил его расстрел.Да, как бы резко залп ни прогремел,Каким бы ни был он зловещим лаем —Мы все-таки еще ему внимаем,Пусть сонм годин над нами прошумел!Прекрасен грозный облик Гумилева!Как Лермонтов, он тоже офицер.А вы теперь наказаны сурово,Вы, сеятели басен и химер!…Грохочут танки. Вихорь битвы — сер,И вспыхивает в нем огонь багровый…Но где оно, водительское слово,Победно поднимающее всех?И где они, где те певцы иные,Что заменили спящего мертво?Золотое сердце РоссииМерно билось в груди его.