Валентин говорит о сестре в кабаке,Выхваляет её ум и лицо,А у Маргариты на левой рукеПоявилось дорогое кольцо.А у Маргариты спрятан ларецПод окном в зелёном плюще,Ей приносит так много серёг и колецЗлой насмешник в красном плаще.Хоть высоко окно в Маргаритин приют,У насмешника лестница есть.Пусть звонко на улицах студенты поют,Прославляя Маргаритину честь,Слишком ярки рубины и томен апрель,Чтоб забыть обо всём, не знать ничего…Марта гладит любовно полный кошель,Только… серой несет от него.Валентин, Валентин, позабудь свой позор,Ах, чего не бывает в летнюю ночь!Уж на что Риголетто был горбат и хитер,И над тем насмеялась родная дочь.Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!Его нет… Его выдумал девичий стыд;Лишь насмешника в красном и дырявом плащеТы найдешь… и ты будешь убит.
Оборванец
Я пойду по гулким шпалам, Думать и следитьВ небе желтом, в небе алом Рельс бегущих нить.В залы пасмурные станций Забреду, дрожа,Коль не сгонят оборванца С криком сторожа.А потом мечтой упрямой Вспомню в сотый разБыстрый взгляд красивой дамы, Севшей в первый класс.Что ей, гордой и далекой, Вся моя любовь?Но такой голубоокой Мне не видеть вновь!Расскажу я тайну другу, Подтруню над ним,В теплый час, когда по лугу Вечер стелет дым.И с улыбкой безобразной Он ответит: «Ишь!Начитался дряни разной, Вот и говоришь».
Туркестанские генералы
Под смутный говор, стройный гам,Сквозь мерное сверканье балов,Так странно видеть по стенамВысоких старых генералов.Приветный голос, ясный взгляд,Бровей седеющих изгибыНам ничего не говорятО том, о чем сказать могли бы.И кажется, что в вихре дней,Среди сановников и денди,Они забыли о своейБлагоухающей легенде.Они забыли дни тоски,Ночные возгласы: «к оружью»,Унылые солончакиИ поступь мерную верблюжью;Поля неведомой земли,И гибель роты несчастливой,И Уч-Кудук, и Киндерли,И русский флаг над белой Хивой.Забыли? — Нет! Ведь каждый часКаким-то случаем прилежнымТуманит блеск спокойных глаз,Напоминает им о прежнем.— «Что с вами?» — «Так, нога болит».— «Подагра?» — «Нет, сквозная рана». —И сразу сердце защемитТоска по солнцу Туркестана.И мне сказали, что никтоИз этих старых ветеранов,Средь копий Греза и Ватто,Средь мягких кресел и диванов,Не скроет ветхую кровать,Ему служившую в походах,Чтоб вечно сердце волноватьВоспоминаньем о невзгодах.