Несомненно, события июльской революции 1830 года во Франции, очевидцем которых был Купер, произвели на него большое впечатление. Обратившись в своем романе к временам венецианской аристократической республики, в которой властвовала финансовая и торговая буржуазия, писатель показывает корыстные низменные цели ее правителей, разоблачает царившие в ней ложь, насилие, лицемерие и подкуп. Тем самым Купер осуждал не только политические системы континентальной Европы, но и предупреждал о тех опасностях, которыми угрожало его родине нарождающееся господство олигархии финансистов и торговцев.
В истории жизни и смерти простого венецианца Якопо Фронтони, ставшего наемным полицейским убийцей, чтобы облегчить участь своего брошенного в тюрьму отца, как в капле воды отразились самые низменные, закулисные стороны деятельности буржуазной республики. Срывая маску с ее отвратительного лица, Купер тем самым предупреждал своих соотечественников о тех опасностях, которые ожидают их впереди. Он не проводил в своем романе исторических параллелей, не делал прямых сравнений между Венецией и Соединенными Штатами, а просто рассказывал романтическую историю двух влюбленных, лишь изредка отвлекаясь, чтобы «познакомить читателя с особенностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем...».
Писатель подчеркивает, что Венеция — республика. И тем не менее «основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей большинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному человеку, была здесь наследственным правом не в меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения».
Как видим, Купер не видел слишком большого различия между властью в монархическом государстве и в стране с буржуазно-демократическим устройством. Современные исследователи творчества писателя полагают, что подобные выводы явились не только в результате наблюдения за всем происходящим в Европе, но и в известной мере определялись мыслями о развитии событий в самих Соединенных Штатах Америки. Постепенный переход власти в руки финансовых тузов и коммерсантов вызывал внутренний протест у писателя, который полагал, что исконная земельная аристократия более приспособлена править государством, чем новоявленные выскочки на ниве банковского дела и торговли.
Конечно, политические взгляды Купера отличались путаницей и противоречили историческому ходу развития буржуазно-демократического государства. Но он понимал заключавшуюся в этом государственном строе опасность для простых граждан страны, видел возможности для злоупотреблений властью и в своем романе ненавязчиво предупреждал об этом многочисленных читателей.
Критическая направленность романа «Браво» не осталась незамеченной в Соединенных Штатах. Через несколько месяцев после его выхода в свет газета «Нью-Йорк америкен» опубликовала резко критическую статью о романе, в которой писателя обвиняли в «неясности мотивов, повторении самого себя, корыстных побуждениях, плагиате, бессодержательности» и других грехах, а сам роман называли «бесплодной попыткой истощившегося гения».
Через некоторое время газета «Нью-Йорк коммершел адвертайзер» прямо обвинила писателя в том, что его роман преисполнен «социальных и политических идей» определенного рода [23]. Так роман «Браво» стал фактором не только литературной, но и общественно-политической жизни Соединенных Штатов.
Два последующих романа Купера также написаны на европейские темы. «Замок Гейденмауэр, или Бенедиктинцы» (1832) повествует о событиях в Баварии XVI века. «Палач, или Аббатство виноградарей» (1833) рассказывает о судьбе сына генуэзского дожа, украденного в детстве и усыновленного городским палачом швейцарского города Берна. Обе эти мелодраматические истории были навеяны писателю путешествиями по местам описанных событий и представляют собой типичные образцы творчества писателей-романтиков.
Шел седьмой год пребывания Купера в Европе. Все эти годы он считал себя послом американских институтов в странах Старого Света, всячески пропагандировал и защищал их. Иго не очень удивляли постоянные нападки консервативной европейской печати, но начинали беспокоить все усиливающиеся критические выступления в его адрес со стороны американских газет и журналов. Конечно, определенную роль здесь играло стремление вторить европейскому мнению, как более изысканному и более осведомленному. Но нельзя было не заметить политической направленности американской критики, ее тенденциозности и недоброжелательности. И ведь задавали тон нью-йоркские газеты, редакторами которых являлись люди, которых он считал своими друзьями.
Критические нападки были настолько несправедливыми, что он в сердцах решает вообще прекратить занятия литературой. «Нет смысла обсуждать наше дальнейшее сотрудничество,— пишет он 25 мая 1833 года своим американским издателям. — ...Вы можете объявить, что это — моя последняя книга... «Палач» — последний в серии романов автора «Шпиона».