Добежал я до какой-то комнаты. Свалился.
— Братцы, — говорю, — это я — Федя Жуков! Живой...
Положили меня на кровать, вина стали давать. А я вина не принимаю.
— Нету, — говорю, — будет. Не пью и в рот хмельного не беру.
Так и бросил пить.
А сторож — ничего, отдышался. И даже приходил меня смотреть. Даже мы с ним подружились и выпили по бутылочке портера.
Подшефное село «Смехача»
Какой-нибудь простодушный подписчик, наверное, думает, что у «Смехача» есть парочка подшефных деревушек или небольшой подшефный уездный городишко.
Увы, уважаемый подписчик, — нету.
И рады бы, да нету. Даже перед розничным покупателем признаться совестно, но нету. Не соврем.
Ты войди в наше пиковое положение, дорогой подписчик. Маленькую деревушку в подшефные возьмешь — неловко при нашем положении. Большую возьмешь — по карману хлопнет. Боялись мы, думали: мужички как поднапрут, как насядут — одному — штаны, другому — портки, третьему— брюки... И потекут соки-денежки... Не жалко, конечно, но нам журнал нужно делать.
Оттого и не брали подшефников, — расходов пугались. Так и жили кое-как, перебивались.
Ну, а на днях развернули мы газетку «Трудовой день». Батюшки-светы! Есть, видим, село, которое нам по карману. Село это — Безлюдовка Шабикинской волости Белгородского уезда.
Это маленькое, но симпатичное село расположено в нескольких верстах от Белгорода. Чудная природа, лес, речонка — все крайне симпатично и нам нравится. А главное, село это — неприхотливое и нетребовательное. К тому же оно недовольно своими старыми шефами — какой-то там госмельницей (бывш. Токарева). И не только недовольно, а и ругает их на чем свет стоит и называет «липовыми шефами».
Дед Трохим из этого села так и пишет, так и валяет черным по белому:
Липовый шеф... Этот шеф и пальцем не ударил, чтобы поставить столб, на котором был подвешен электрический провод, освещавший электричеством школу...
Батюшки-светы! Всего и разговору, что один столб! Братцы, дорогие безлюдовцы! «Смехач» согласен взять вас в подшефные!
Отступись, госмельница, если не можешь исполнять своего назначения.
Отступись, госмельница, честью просим.
Отдай нам Безлюдовку!
Разговоры
...Я, братишка, конечно, испужался ужасно. Остолбенел прямо-таки. А тут еще аппарат накренился набок и, гляжу, падает. Ну, думаю, погиб я... Ухватился рукой за раму и как сигану вниз...
Гляжу: лечу, мать честная. Эх, думаю, хорошо это с парашютом падать... А так-то без парашюта боязно, думаю... Лечу это я вниз и чуть не плачу — и себя-то жалко, и аппарата до черта жалко — потому, думаю, вдребезги разобьется... Вдруг хрясь об землю — упал. Ну, думаю, богородице дево радуйся, без ноги думаю...
— Ну, а аэроплан что? Вдребезги?
— Какой аэроплан?
— Ну, аппарат, что ли... С аппарата же падал?
— Зачем с аппарата. С этажа падал. Аппарат в кухне с полки свалился... Как, значит, милиция в квартиру вперлась, мы очень даже испугались. Начали самогонный аппарат на полку прятать... А он шмяк с полки. Шум, конечно, треск. А мы с перепугу к окну... И ринулись вниз... полноги недочет...
...Ну, а врач, конечно, побледнел сильно. Хлоп-хлоп-с себя по карманам — нету у него часов. А часишки-то дрянь — кастрюльного золота... Хотя с цепочкой. И брелочки разные: яичко там, подковка какая-нибудь, ключик...
Ну, конечно, он закричал: караул! Часов нетути. Фельдшер ему говорит:
— Вы, может, их дома оставили?
А он говорит:
— Нету, — говорит. — Я, — говорит, как в трамвай влезал, там еще посмотрел на часы. Опоздать боялся.
Ну, начали искать по штанам и по карманам — нету.
— Ну и что же? Вор-то, небось, спрыгнул с трамвая? Не нашли!
— Ну и что же... Нашли, конечно... Разрезали больного опять. А хирург, конечно, обрадовался: вон, говорит, они, мол, любезные... И действительно, глядим — тутотка часы. У слепой кишечки приткнулись и лежат себе... А цепочка так по желудку пущена...
...Гляжу, стоит нищий, слепенький... Сунул я ему в руку двугривенный и пошел. А нищий, гадюка, хвать меня за руку.
— Ты что, — говорит, — сукин кот... Какие деньги суешь-то? Думаешь, если я слепой, так и ничего не вижу?
И ляп мне этот самый двугривенный между глаз. «Ну — думаю, — заметил, черт слепой».
— Да уж знаете... Нынче от царской монеты нищий и тот нос воротит...
— Как царский? Не царский. Советский двугривенный. Своей работы... Мы пробу производили. На ощупь заметно ли...
...Я посмотрел. Вижу, поп стоит.
«Стой, — думаю, — стой, бродяга! Стой, поповское отродье. Счася тебе припаяю...» Размахнулся я да р-раз по попу... Ну, ребята тут закричали: «Молодец, Ванька! Правильно бьет!»
— Ну, а поп что? За что же вы его так?
— Ну, а поп, конечно, упал за черту. И за городом лежит... Партию мы и выиграли... Я в рюхи важно играю...
Легкая наука