Том 1. Разгром. Рассказы

– Это верно, – согласился Кныш. – Нашего брата везде надуют… Это уж как было, так и останется. Землю пашем мы, а хлеб кушает дядя… Куда же вы теперь?

– Домой.

– Та-ак…

Кныш подбросил в огонь несколько щепок и с видом человека, который говорит истинную правду, но в общем не заинтересован в том, как ее примут, спокойно произнес:

– Только домой вам не попасть, вот.

– Чего так?

– А за Амуром, братишка, такой порядок: приезжает человек – к нему сейчас же начальство: «Ваш пропуск?» Пропуска нет – чик… и готово… в Могилевскую губернию. Это, брат, там моментом.

– Расска-азывай! – недоверчиво протянул кто-то. – Нас целый отряд, а не то што какой один.

– Что ж, что отряд?.. Вот прошлым рельсом тоже перевезли один батальон. Нам, натурально, все едино, а у его приказу не было. Так за Амуром сейчас же орудия, пулеметы… Наставили: чик-чик-чик… – Кныш выразительно повращал белками и, безнадежно сплюнув в сторону, добавил: – Подчистую.

Его слова действовали самым убийственным образом, но он и привык работать наверняка. Умение провоцировать входило составной частью в его многообразную профессию. Он обходил кучку за кучкой, то выпрашивал табачку, то отыскивал двоюродного брата и всюду рассказывал о том, как «прошлым рельсом» они отбивались от японцев в протоке ручными гранатами, или о том, что стоять в Аргунской тоже далеко не безопасно.

– Вот дня четыре тому назад… японская канонерка версты на три досюда не дошла. А мы от их всякий раз бегаем: служба такая…

В каюте Селезнев потребовал от Семенчука приказ о погрузке.

– Видишь, какое дело, – ответил Семенчук, – отправили нас срочно и писаного приказа не дали. Командующий на словах передал: «Идите, говорит, там погрузят».

Он хитро мигал глазами и крякал после каждого слова.

– Как же мне быть? – нерешительно мямлил Селезнев. – Ну, ты сам командир, – понимаешь, в чем тут загвоздка?.. Ну, как бы ты сам поступил?

– Да ясное дело, как! – воскликнул Семенчук. – Омманывать я, чай, не стану. Тут дело верное.

– Давай лучше вызовем к прямому проводу штаб, – предложил Селезнев.

– Телеграф не работает, я уже пробовал, – соврал Семенчук. – Да ты что, не веришь, что ли?

Теперь Селезнев не сомневался, о ком говорила полученная им телеграмма. Ждать дальше не имело никакого смысла. Как бы в раздумье, он прошелся по каюте и, поравнявшись с дверью, выхватил из кармана браунинг.

– Не шематись! – крикнул тугим и звонким, как натянутый трос, голосом. – Руки на стол! Ну-у! Поговорим по-настоящему.

– Ты что? – прохрипел Семенчук, бледнея. – Ты что!.. Ах ты, с…

– Цыть! – оборвал Селезнев с мрачной угрозой. – Только пикни! Дыр наделаю – не сосчитаешь! Эй, кто там? Сюда иди!

Стоявший у дверей народоармеец ворвался в каюту.

– Обезоружить!

В несколько секунд Семенчук лишился всех знаков своего командирского звания.

– Вот теперь погрузился и сиди, – мрачно пошутил Селезнев. – Все равно, где расстреляют: здесь или за Амуром.

Он вышел из каюты и запер Семенчука на ключ.

– Иди на берег, – сказал народоармейцу, – и позови Кныша. Скажи, мол, комендант и Семенчук зовут узнать насчет продуктов. Да пошли ко мне Назарова!

Он еще не знал точно, что ему делать в дальнейшем, но первая позиция была занята почти без боя.

– Назарыч! – сказал он, когда взводный спустился вниз. – Всю команду незаметно разложи по борту. Усову скажи, пущай приготовится. Как кончат грузить дрова, скажешь мне, а кого другого пошли отдать концы. Если спросят на берегу, зачем отвязывает, пущай скажет, что грузить, мол, вас будем у второго причала, выше…

«Может, выйдет, а может, и нет», – подумал он, провожая взводного глазами. Во всяком случае, ему самому не следовало вылезать наверх без Семенчука.

Минут через пятнадцать пришел Кныш.

– Ну, как там? Что говорят?

– Да что, товарищ комендант, народ серый… – Кныш презрительно почесал за ухом. – Я им наговорил страстей – до будущего года хватит. Придет, говорят, Семенчук, будем митинговать. Только злы они – это верно.

– Ладно. Больше на берег не ходи. Ступай.

Когда Селезневу сообщили, что погрузка окончена, он не пришел еще к ясному решению. Туго перетянув пояс и надвинув фуражку на лоб, взбежал на палубу и, пригибаясь к доскам, почти ползком перебрался на баржу. Нудно скрипела ржавая цепь, и где-то внутри медленно стучала машина, подталкивая судно навстречу якорю.

Весь Семенчуковский отряд сгрудился у второго причала. Бесформенная, обезглавленная масса зловеще чернела на светло-зеленом фоне берега, но Селезнев чувствовал всем своим нутром, что она сплошь состоит из усталых, растерянных и обманутых людей.

Лежа между снарядными ящиками, он слышал, как пароходные лопасти со звоном раскалывали воду, и думал, как поступить. Он мог бы просто миновать второй причал, дав судну полный ход. Но тогда люди на берегу почуют измену и откроют стрельбу. Он не имел права идти на такой риск, чувствуя под ногами семьдесят пудов динамита. Одной пули в трюм было бы достаточно, чтобы от гнилой посудины не осталось и следа. Значит…