Том 1. Разгром. Рассказы

В годы революции люди сделали это усилие. Автор «Последнего из удэге» подчеркивает высокую человечность борцов – для них «простое» и «настоящее» естественно уживаются в служении общему делу. Сколько на мучили белые палачи схваченного ими рабочего Игната Саенко, прозванного Пташкой, они не могли сломить его дух. Для него мысль выдать товарищей «была так же неестественна… как неестественна была бы для него мысль о том, что можно облегчить свою судьбу, если начать питаться человеческим мясом». Он знал, что палачи не только сами перестали быть людьми, – «главное, чего не могли они теперь простить Пташке, это как раз то, что он был человек среди них и знал великую цену всему созданному руками и разумом людей и посягал на блага и красоту мира и для себя, и для всех людей».

Внимательный читатель заметит: в романе Фадеева появляются и усиливаются новые интонации. Здесь нет того настороженного отношения к романтике, которое явственно ощущалось в «Разгроме». В романтическом ореоле нарисованы люди, совершающие подвиги, такие, как Пташка, как крестьянский богатырь Игнат Борисов. Приподнятое настроение создают в романе многие сцены, например, та, где поют «Трансвааль». Пронзительным лиризмом проникнуты страницы о взаимоотношениях боевых друзей Алеши Маленького, Петра Суркова, Сени Кудрявого; высказывания Алеши о дружбе предваряют соответствующий монолог из «Молодой гвардии». Автокомментарии становятся неотделимой частицей повествования.

Исследователи справедливо отмечали известную разностильность «Последнего из удэге». Это произведение не очень соразмерно с точки зрения композиционного построения (в первых двух книгах неправомерное место заняла линия Лены), романтическая и «критико-реалистические» струи не всегда сливаются.

30-е годы продемонстрировали силу тех человеческих возможностей, которые Фадеев и некоторые другие авторы книг о гражданской войне приметили у тружеников, пробужденных революцией к новой жизни. Гигантский размах социалистического строительства, дерзкие свершения отважных людей, удостоенных только что установленного почетного звания Героя Советского Союза, обсуждение и утверждение Конституции победившего социалистического государства, многочисленные факты политической зрелости народа, – записные книжки Фадеева содержат выразительные приметы невиданного общественного подъема.

Поездки в середине 30-х годов на родной Дальний Восток помогли писателю вырваться за рамки становившегося уже привычным и утомительным литературного окружения, увидеть несказанно преобразившийся край. В рассказе «Землетрясение» Фадеев описал взрыв горного перевала, осуществленный строителями железной дороги словно во исполнение мечтаний Неретина из «Разлива» о преобразовании дальневосточной глухомани. В рассказе «О бедности и богатстве» воспроизведены перемены в нравственных представлениях людей: теперь нельзя хоть в какой-то мере оправдывать бедность, в реальной жизни создаются условия для расцвета личности. «Люди-красавцы», славящиеся трудом и умом своим, – вот с кем все симпатии автора.

Настроения, которые владели Фадеевым, когда он писал эти рассказы, отразились в работе над третьей и четвертой частями «Последнего из удэге». На первый план в них выдвигаются образы строителей новой жизни. Большевики-революционеры столь же деятельны, как и герои предыдущих произведений Фадеева, но автор ныне гораздо подробнее раскрывает своеобразие жизненного пути и характера, неповторимый мир чувств, мыслей, переживаний каждого. Фадеев хорошо почувствовал и передал поэзию партийной работы, интеллектуальную жизнь, по-новому складывающуюся в содружестве верных сынов пролетариата.

Работа в массах для Петра Суркова и Алеши Маленького – величайшее искусство, требующее напряжения всех сил ума и сердца. Борьба идет суровая, не оставляющая, казалось бы, места для личных чувств и симпатий. И все-таки герои романа не повторили бы тех слов о холодной и жестокой тайге, которые звучали в повести «Против течения». Показательно, что лиричнейший разговор о дружбе, взаимной заботе, происходит в день жестокою боя. А каким жизнелюбием, весельем, душевной широтой веет от Петра и Алеши в минуту отдыха, когда они парятся в бане! А сколько внутреннего тепла живет в Алеше, когда он нежно прижимает к груди сверток партизанских газет – воспоминание о напряженном и радостном труде!