Том 1. Рассказы, сказки, повести

Однако остальным жильцам это не очень понравилось, потому что некоторым хотелось ещё поспать, а какой уж тут может быть сон, если такие звуки! Один жилец, Виталий Сергеевич Холодецкий, который работал на заводе инженером-конструктором, даже высунулся в коридор и, увидев Моржова, сказал:

— Что это вы, соседушка, затеяли слушать радио спозаранку? Люди ведь спят ещё.

— Ничего,— хладнокровно ответил Моржов,— будем вставать уже.

— Да я, может быть, не хочу так рано вставать! Вы бы хоть дверь в свою комнату закрыли!

— А мне, может быть, удобнее, когда дверь открыта!

— А мне, может быть, было бы удобнее взять вашу сковородку да поставить вам на голову! — рассердился Холодецкий.

— А вот это было бы мне уже неудобно,— сухо сказал Геннадий Варсонофьевич и скрылся у себя в комнате вместе со сковородкой, на которой шипела яичница.

Виталий Сергеевич постоял в коридоре, но, убедившись, что Геннадий Варсонофьевич не думает выключать радио, пожал плечами и лёг обратно в постель. Конечно, в тот день ему уже больше не удалось поспать.

Вскоре соседи заметили, что этот осёл, то есть не этот осёл, прошу прощения, а этот человек, вёл себя очень странно. Он никогда ничего не читал: ни газет, пи журналов, ни книг, не ходил ни в кино, ни в театр, ни в музеи, ни в картинные галереи, а только и делал, что слушал радио. Причём по радио он слушал всё: и последние известия, и урок гимнастики, хотя сам гимнастикой не занимался, и детскую передачу, и передачу для женщин. Как оказалось впоследствии, Геннадий Варсонофьевич даже на ночь не выключал репродуктор, и, как только утром радиостанция начинала работать, по всему дому неслись громкие звуки, которые поднимали жильцов с постелей.

— Вы бы хоть на минутку давали отдохнуть своему репродуктору,— говорила Геннадию Варсонофьевичу Людмила Дмитриевна.

— А пусть себе,— добродушно отвечал Геннадий Варсонофьевич.— Кому он мешает? Пусть поговорит, а мы послушаем.

— Так нельзя ли хоть чуточку тише? — просили жильцы.

— Отчего же нельзя! Тише можно,— соглашался Геннадий Варсонофьевич.

Он и на самом деле поворачивал регулятор громкости, чтобы было потише, но через минуту громкоговоритель снова работал на полную мощность. Жильцы были в отчаянии и только разводили руками, не зная, что предпринять, а Виталий Сергеевич выходил из себя и говорил:

— Честное слово, мне невмоготу больше! Я взялся рассчитать дома для завода одну конструкцию и никак не могу сосредоточиться из-за этого репродуктора. Вот увидите, я пойду к управдому жаловаться.

Однажды, когда его терпение окончательно лопнуло, он действительно помчался в домоуправление. Там как раз в это время уже был один из жильцов. Он хотел приобрести в магазине в рассрочку мебель и пришёл к секретарше за справкой.

Увидев управдома, который сидел за столом у окна, Виталий Сергеевич спросил:

— Товарищ управдом, скажите, пожалуйста, можно шуметь у себя в комнате на всю квартиру и мешать людям спать с шести часов утра?

— Зачем же это вам вдруг понадобилось шуметь на всю квартиру, да ещё с шести утра? — удивился управдом.

— Вы лучше подождите немного,— пошутил жилец, который пришёл за справкой.— Вот построят при коммунизме для всех дома со стенами пятиметровой толщины, тогда и шумите себе на здоровье.

— Научиться внимательно относиться друг к другу гораздо легче, чем делать пятиметровые стены,— откликнулась секретарша.— Я думаю, что при коммунизме у нас все будут сознательными, никто не станет шуметь, и ваши пятиметровые стены никому не понадобятся. А вы, гражданин, постеснялись бы шуметь,— обратилась она к Виталию Сергеевичу.

— Да разве же это я шумлю? — удивился Виталий Сергеевич.

— Кто же у вас шумит в таком случае? — спросил управдом.

— Шумит наш новый жилец Геннадий Варсонофьевич, Моржов по фамилии.

— Как же он там шумит, этот ваш Моржов?

— Радио включает в неположенные часы. Прямо никакого спасения нет!

— А вы говорили ему, что так делать нельзя?

— Говорили, да он ничего слушать не хочет. Говорит: мне так удобнее!

— «Удобнее»! — с горькой усмешкой сказал управдом.— Сегодня ему удобнее шуметь на всю квартиру, не считаясь с людьми, а завтра станет удобнее взять чужую вещь или обокрасть ювелирный магазин. С этого «удобнее» всё зло и начинается. Вы не смейтесь,— сказал он, заметив на лице секретарши улыбку.

— Я не смеюсь,— ответила секретарша.— Я как раз уверена, что всё нехорошее начинается с неуважения к людям, от невнимания к ним, от недостатка чуткости.

— Ну хорошо,— сказал управдом, обращаясь к Виталию Сергеевичу.— Я зайду к этому вашему Моржову, поговорю с ним.

В тот же вечер он на самом деле зашёл к Моржову. Поздоровавшись с хозяином и покосившись на стоявший в углу комнаты на небольшом столике репродуктор, из которого вырывались бодрые звуки марша, управдом стащил с головы шапку и приветливо сказал:

— Ну как устроились, Геннадий Варсонофьевич? Поздравляю вас с новосельем!

— Спасибо, устроился хорошо,— пробасил Моржов, улыбаясь во весь рот и разглаживая рукой усы, отчего его глаза приняли какое-то хитроватое выражение.