Том 1. Рассказы и повести

В такое время весь город тих и сонлив. Только перед гостиницей «Бык» (в комитате Хайду именно бык, а не лев или, скажем, орел является олицетворением силы, и гостиницы обычно называют в его честь) стоят две-три подводы; в сенной трухе, осыпавшейся на землю, весело копаются хозяйские куры. Внутри, в распивочном зале, несколько человек пьют кислое дешевое вино. Если не ошибаюсь, справляют именины местного парикмахера Яноша Дюрковича. Тост произносит сапожник Андраш Надь:

— Да благословит тебя господь, кум мой, и продлят твою жизнь до…

На этом месте он запинается и подыскивает подходящее выражение, нечто вроде «наивысшего предела человеческого возраста», но, поскольку это мудреное изречение никак не хочет прийти ему на ум, он заменяет его следующим:

— …до тех пор, пока светят солнце, луна и звезды! Остроумный парикмахер тут же прерывает его:

— Брось, кум! Как же сын мой Марци после моей смерти в темноте брить будет?

— Не горюй, шурин, — подбадривает его псаломщик из Нижнего города по прозванию «Соловей», — к тому времени в наших местах газ проведут.

Газ в Хайду-Луцасеке? Ха-xa-xa! Да это такая идея, что стоит немедля выпить и за следующий день рождения парикмахера Яноша.

Кроме «Быка», жизнь теплится еще в трактире «Солнечный диск», где целыми днями сидят горожане, уткнувшись в газеты, да в лавке кондитера, где с утра до поздней ночи бездельничают молодые щелкоперы и борзописцы. Что же касается кузницы, то это клуб более серьезных политиков. Здесь под грохот могучих ударов молота покуривают свои трубки местные Ференцы Деаки *, которые держатся вдали от газетной лжи и все новости черпают из более достоверного источника. Что бы там ни болтали будапештские газеты в простыню величиной, настоящую правду можно узнать лишь в кузнице.

Возчики, прибывшие из дальних мест, останавливаются здесь подковать лошадей или подремонтировать повозку. Ясно, что такого проезжего не отпустят, не расспросив поподробнее.

— Откуда будешь, земляк?

Тот, в свою очередь, отвечает, здешний он или нет, — уж что-нибудь да обязательно ответит. Случается, заедет кто и издалека, из-за Дуная или из Трансильвании.

— А ну, расскажи, что у вас там новенького!

Пока нагревается железо, приезжие обычно становятся разговорчивее, и вскоре пришедшие выкурить трубку горожане уже порядком осведомлены обо всех более или менее значительных новостях. Там-то того-то ограбили, в другом месте совершилось зверское убийство, о чем проезжий, конечно, знает лучше какого-нибудь пештского корреспондента, поскольку едет он с самого места происшествия.

Рассказы об убийствах и примечательных происшествиях заменяют газетный отдел новостей. Затем доходит очередь до раздела экономики: «Ну, как урожай?» После этого следует политический обзор: «Почем у вас овес?» Овес — это Бисмарк среди растений. Один он может сказать: быть войне или нет.

Если овес дешев — это означает мир, если же дорог — приготовление к войне: его скупают для гусарских коней. (А газеты могут болтать все, что им угодно, на них не стоит обращать внимания!)

Кузница еще и потому занятное место, что сюда раньше всего доходят местные сплетни: кто поколотил жену, кто с кем обручился, кто с кем судится, кто вчера вернулся домой пьяным, и тому подобное. Здесь каждый найдет то, что его интересует, в том числе и врач.

Именно здесь однажды после полудня я услышал, что тетушка Сомор уронила на пол своего грудного ребенка. Может быть, бедненький и умрет от этого. Дошли вести и о том, что тяжело заболел почтенный Михай Коти. Последнюю новость сообщил могильщик, принесший сварить свой треснувший заступ. Негодяй улыбался и торопил кузнеца: мне, говорит, срочно нужно, может быть, уже сегодня этот заступ понадобится.

Что ж, отлично, весьма кстати! Вот и подоспел тот долгожданный момент, о котором студент-медик мечтает в течение пяти лет: первый пациент, первый рецепт, первый гонорар…

Сердце мое радостно забилось, и я поспешил домой, предчувствуя, что скоро за мной пришлют. Два больных одновременно! Какое счастье!

Будь провидение моей собственной женой, я и то не мог бы потребовать от него больше двух близнецов сразу.

Но ожидания мои были напрасны: до самого вечера ко мне никто не пришел. В нетерпении я послал своего слугу выяснить обстановку. Дгори возвратился поздно вечером с явно недовольным лицом.

— Ну, как там, у больных?..

— Говорил я с нянькой госпожи Сомор.

— Ну и что? В самом деле упал ребенок?

— Упасть — упал, да нянька говорит, что ребенок не хочет врача.

— Ты осел! Как же он может хотеть или не хотеть, когда еще и говорить-то не умеет?! Ну, а второй?

— Краем уха слышал, что домашние Коти решили подождать, природа, мол, сама поможет старику.

— Какая природа? Чего ж ты не сказал, дурень, что у природы нет диплома, а у меня есть! Как природа осмелилась вмешиваться в мою частную практику? Какая наглость!

Видно, много еще всякой ерунды наговорил я в досаде, потому что Дгори только покорно пожимал плечами, пока я ругмя ругал весь славный город Луцасек и прошлогоднюю «удачу», забросившую меня сюда.