Его Боришка рука в руке, сердце к сердцу танцует с Карци, головка ее отдыхает у него на плече, а рука Карци сжимает ее тонкую талию. О, проклятье. Кто может знать, что они там шепчут друг другу?
Вне себя, он ворвался в зал и, когда жена выделывала самые ловкие па, схватил ее за руку, опередив красавца партнера. Как раз шла самая кокетливая часть чардаша: тут партнерша словно говорит: «Возьми меня, я твоя…» — Час прошел, — глухо сказал Калап. — Едем! Раскрасневшееся, пылающее личико молодой женщины сразу поблекло, она умоляюще подняла на мужа большие голубые глаза.
— О, еще полчаса… Только полчаса! Мне так здесь хорошо!
— Тебе здесь хорошо!
Это все решило. Больше не было никаких сомнений. Признаки вернее всего говорят тому, кто умеет их читать. В первое мгновение сильного мужчину словно электрическом током ударило по нервам, в следующее мгновение по ним пробежал страшный холод. Прорвавшийся гнев окрасил его щеки, потряс все существо, но губы его не предали. Как раз безмерность гнева и подала ему злобный совет сдержаться, не выдать того, что кипит внутри.
— Ну, что ж, я не против, — с деланным равнодушием произнес он, — можем остаться хоть до утра: мне и самому не особенно хочется уезжать.
Он холодно отвернулся от жены и куда-то исчез, целый вечер его не видели; правда, бывшие влюбленные не очень-то и обращали на это внимание.
Однако около полуночи он снова появился и молча расхаживал по залам — единственная мрачная фигура среди веселящихся гостей. Приятели думали, что он здорово перебрал, а потом отсыпался где-то в овине на сене и до сих пор полностью не пришел в себя после возлияний.
Но голова у господина Калапа болела сильнее, чем обычно от вина. Он едва дождался случая, когда наконец смог остаться с Карци наедине.
— Вы дворянин, не так ли? — тихо спросил он.
— Дворянин, — отвечал тот, устремив на Калапа сверкающий гневом взгляд.
— Ежели дворянин, значит, не трус. Не говорите никому ни слова и через полчаса незаметно выберитесь отсюда и сойдите за мною в сад. Я буду ждать вас у пасеки. Нам с вами пора свести счеты!
— Приду! — дерзко шепнул Карци и, гикнув, с веселым неистовством прямо на глазах у господина Иштвана Калапа пустился в пляс с его женой, из-за которой они оба чуть позже отправятся сводить счеты к пасеке.
Но ждать себя долго он не заставил; на стене соседнего овина обрисовались две темные тени — Калапа и Карци.
— Ну, я пришел, — вызывающе произнес Карци, прислонившись к столбу пчельника. — Что вам от меня угодно?
— Прямо могу сказать, отгадать нетрудно, — ответил Калап.
— Ну-с?
— Мне кажется, нам двоим тесно на этом свете.
— Я и сам так думаю…
— Ах, вот как? Тем лучше, по крайней мере, скорее с этим покончим. Знаете, где я был, пока вы развлекались?
— Меня это не интересует. Калап сделал нетерпеливый жест.
— Я сел на коня и съездил домой за пистолетами.
— И прекрасно сделали, — сказал Карци холодно.
— Пистолеты заряжены. Извольте идти за мной!
Карци молча последовал за Калапом. Они прошли по широкому полю, на котором даже в темноте белела тропинка, разрезавшая его пополам и уводившая в темные заросли ивняка. Калап шел первым; в середине зарослей он остановился, словно задумавшись, но затем снова двинулся быстрым шагом.
Тишину прервал Карци:
— Не понимаю, зачем мы идем в такую даль.
— Потом поймете.
— А что скажут, если мы будем столь долго отсутствовать?
— Это узнает только один из нас, другой будет отсутствовать весьма продолжительное время.
— А приблизительно?
— Приблизительно до второго пришествия!
По ту сторону ивняка река Рима делала излучину, словно собирая оборкой серебряно отсвечивающую ленту. Здесь через речку были переброшены узкие доски для пешеходов: если же местный житель желал попасть с телегой на поле, лежащее за Римой, он тратил полдня, прежде чем добирался до комитатского моста. Так вот тогда и ездили.
На берегу Калап вдруг остановился и, вынув из-под плаща привезенные им пистолеты, протянул их своему врагу для выбора.
Карци наугад прикоснулся к одному из них и кисло заметил:
— Без свидетелей я не стану стрелять, не хочу сгнить в тюрьме за убийство.
— Ах, ты не будешь стрелять? — в бешенстве заорал Калап. — Ну, как хочешь! Но я, клянусь тебе, я буду стрелять и ухлопаю тебя, как трусливого зайца.
Карци понимал, что умнее всего было бы броситься сейчас на беснующегося человека, вырвать у него из рук пистолет и вместе со своим бросить в волны Римы; но в ярости Калапа было что-то справедливое, законное, и это парализовало силы Карци, лишило его твердости.
— Ну, что ж, — тихо произнес он. — Давайте кончать поскорее.
Вдруг Калап хлопнул себя по лбу и живо сказал:
— Подождите, вы, действительно, правы. Тому, кто останется в живых, придется возиться с трупом. Надо что-то придумать. Я предлагаю вот что: станем оба на этот узкий мостик — кто упадет, будет унесен водой и не причинит другому никаких неприятностей. Река — верный хранитель тайн.
Карци раздумывал не больше мгновенья.
— Согласен, — быстро сказал он. — Кто стреляет первым?
— Стреляем оба сразу:
— То есть как это?