Том 1. Рассказы 1906-1910

– Нету, Дементий Сидорыч, такого закону, по которому солдату пить не полагается… Раз деньги есть – безо всякого сумления иду, гуляю… И я могу пить, сколь душе угодно… И я, брат, не пьян… а, напротив того, все очень тонко понимаю… и все могу произойти… Ну-ка – выпьем по единой!

Крякнули, выпили и закусили. Собеседник Василия, сильно охмелевший, сидел против него, подперев голову кулаками и бессмысленно уставясь пьяными, мутными глазами в лицо товарищу. Хмельная, лукавая улыбка расползалась по его лицу. Он почти ничего не понимал, но иногда, вдруг широко подняв брови и раскрыв глаза, энергично мотал головой вниз, в знак сочувствия и одобрения.

– Главная штука тут очень простая, – резонировал Пантелеев. – Держись так, чтобы тебя никто не видал… Нет Василия и баста! Где Василий – ау! Нет его! А промежду прочим – кто хвельдфебелю сапоги почистил? Пантелеев! Чья койка завсегда в исправности? Пантелеева! Чья винтовка завсегда, как зеркало? Опять же Пантелеева! У кого новобранец три раза умрет со страху, пока его шпыняют? Все у него – Пантелеева! А понадобился Пантелеев – «подать его сюда»! – Я, вашескродие! Чего изволите?.. – «Ну… скажи, к примеру, братец – что означает солдат?» – Солдат есть, вашескродие, к примеру, человек, который есть слуга и защитник царя и отечества от врагов внешних и нутрених… – «Молодец!» – Рад стараться, вашескродие!..

Василий перевел дух и победоносно взглянул на собутыльника. Несмотря на хмель, тот понял, ввиду дарового угощения, что от него требуются признаки жизни. Поэтому он очень сильно мотнул головой, едва не стукнувшись о стол. Василий надел шапку на самую шею и продолжал:

– Опять же, скажем к примеру – стражение, али там… – «Смир-р-но! По колонне прицел 800 – па-а-альба р-ротою! Р-рота – пли!»…

– И тебе, дураку – в лоб пулю, – расхохотался подошедший Гришин. Он был тоже навеселе, но слегка. С ним стоял другой ефрейтор, коренастый, рябой парень, рассеянно оглядывая зал трактира.

– Ну вот, принесла тебя нелегкая!.. – сердито буркнул Василий. – Я с тобой, язвой, и дела иметь не желаю… Хотел тебя сегодня всецело угостить, да еще хотел просить насчет караула… а ты…

Он обиженно махнул рукой и выпил.

– …А ты – кто тебя знает… просто ты безо всякого понятия человек…

Гришин вдруг нахмурился и, посвистывая, отошел от стола. Василий вскочил, покачиваясь, и ухватил ефрейтора за рукав, желая его задобрить и попросить «сделать милость» – сходить за него сегодня в караул, так как он был уже порядочно пьян и сам идти не мог.

– Экой ты… – бормотал он, схватив за руку Гришина. – Вот порох!.. Ну, иди, штоль, к нам, – выпьешь…

Ефрейтор не совсем охотно подошел к столу. Но при виде водки глаза его вспыхнули острым, жадным блеском. Он молча взял стакан, налитый ему Василием, и чокнулся с ним.

– Ну, победитель баб при Порт-Артуре, – усмехнулся он, – выпьем! – И, не дожидаясь Василия, опрокинул содержимое стакана себе в рот.

Василий же поставил свой стакан на стол и, белый от гнева, шумно перевел дыхание. Как? Ефрейторишка, да еще штрафованный, смеется над ним? Никак этого нельзя допустить!..

– Слушай-ка, брат гы мой, – сказал он голосом, дрожащим от злобы и волнения. – Ведь я никаких слов тебе не произносил? Какие я тебе, к примеру, выражения выражал? Чего же тебе-то надо от меня? С бабами я воевал – ну?.. А ты не воевал? Чай, вместе были… Только вот, оно, конечно, тебе досада, что за баб-то тебе шиш с маслом, а я, – тут он повысил голос и стукнул кулаком по столу, – я от моего государя и начальников заслужил! Ага! Вот што!..

Несколько мгновений Гришин стоял с глазами, полными удивления, недоумевая – в шутку или всерьез разошелся новоиспеченный унтер. Но когда он увидел, что у того трясутся губы и дрожащая рука расплескивает из стакана водку, – он весь разом как-то изменился. Его смуглое подвижное лицо посерело, черные живые глазки ушли внутрь и резко обозначились скулы на бледном лице. Он хватил ладонью по столу так, что разом полетели на пол колбаса, рыба, бутылка и стаканы.