В. Вересаев и раньше всегда старался держаться событий к фактов, которые сам наблюдал, с которыми непосредственно сталкивался. Обратившись к изображению людей, куда менее ему знакомых, нежели интеллигенты, он еще строже придерживается фактического материала. За образами Андрея Ивановича и Александры Михайловны стоят совершенно реальные прототипы: хозяева той квартиры, где жил В. Вересаев в 1885–1886 годах. Даже фамилию героев он не выдумал, взял ту, что носил дед хозяина квартиры, – Колосов. Все это придает повести силу документа, но рабочих – практиков революции – он знал плохо, его окружением были революционно настроенные интеллигенты. Общую картину рабочего движения он представлял себе весьма смутно. Поэтому в повести «Два конца» революционные рабочие оказались отодвинутыми на второй план и были изображены весьма схематично. «Два конца» сильны своей критической направленностью. Центральными героями повести В. Вересаева стали люди, осознавшие, «что они живут, а жизни не видят», люди, в то же время сдавшиеся перед страшными условиями своего существования. Это и определило их «конец».
Андрей Иванович Колосов сочувственно слушает разговоры о равноправии женщины и вместе с тем не хочет признать полноценного человека в своей жене, бьет ее, запрещает учиться и работать, потому что ее дело – хозяйство, ее дело – о муже заботиться. У него «есть в груди вопросы, как говорится… – насущные», он соглашается, «что нужно стремиться к свету, к знанию… к прояснению своего разума», но, веривший когда-то в святую силу товарищества, он вдруг с горечью осознает, что в трудную минуту каждый заботится лишь о себе, и утешение находит в трактире.
Знакомство с революционерами – «токарем по металлу из большого пригородного завода» Барсуковым и его товарищем Щепотьевым – неожиданно показывает ему, «что в стороне от него шла особая, неведомая жизнь, серьезная и труженическая, она не бежала сомнений и вопросов, не топила их в пьяном угаре, она сама шла им навстречу и упорно добивалась разрешения». Но он решительно ничего не делает, чтобы приобщиться к «бодрой и сильной» жизни. Так и тянулось это постылое существование без будущего, без борьбы, без «простора», и больной, никому не нужный, кроме жены, Андрей Иванович умирает от чахотки.
Жизнь его жены еще безотраднее. В конторе переплетной мастерской, той самой, где работал Андрей Иванович, а после его смерти Александра Михайловна, к девушкам и женщинам относились совсем иначе, чем к переплетным подмастерьям. «С подмастерьями считались, их требования принимались во внимание. Требования же девушек вызывали лишь негодующее недоумение». «За то, чтоб жить», жить хоть впроголодь и в рвани, женщине приходится продавать себя мастеру, хозяину мастерской – всем, от кого зависит, быть ли женщине сытой или умереть в нищете. Рухнули надежды Александры Михайловны на «честный путь», потому что «житья нет женщине, которая честная». Кончила с собой подруга Александры Михайловны по мастерской Таня. Сколько ни билась Колосова, а и ее сломили: «Шить хочешь, так потеряй себя…» Правда, вместо позорной продажи своего тела она заключила законную сделку – стала женой нелюбимого человека. Моральное падение, может быть, горше физической гибели.
В «Двух концах» социальные симпатии автора очевидны: они связаны с Барсуковым и Щепотьевым; проявились они и в символической концовке первой части – в картине «пробуждающейся, молодой, бодрой» природы. Но рассказать в полный голос о новых героях действительности В. Вересаев не сумел. И Барсуков и Щепотьев появлялись на страницах повести мельком, влияние их на судьбы героев и развитие сюжета было незначительным. В. Вересаев не раз собирался изменить финал «Конца Андрея Ивановича»: Колосов выздоравливает и примыкает к революционному движению. В архиве писателя сохранилась инсценировка рассказа. В последних картинах пьесы Андрей Иванович попадает на маевку рабочих, помогает соседке Елизавете Алексеевне прятать нелегальную литературу, а когда революционерку арестовывают жандармы, больной и ослабевший Колосов говорит: «Сотни других на ее место станут! Пожара теперь не потушишь!» Так Андрей Иванович Колосов мог вырасти до уровня горьковской Ниловны.
Приближался 1905 год. Талант В. Вересаева мужал. Кто знает, если б писателю довелось попасть в гущу событий первой русской революции, он, возможно, и встал бы твердой ногой в ряды пролетарских художников, ведь в повести «На повороте» он вплотную подошел к изображению революционного движения в России. Но писатель оказался оторванным от родины как раз в те годы, когда революционная волна достигла своей высшей точки. В июне 1904 года, как врач запаса, он был призван на военную службу и вернулся с японской войны лишь в начале 1906 года.
Но и там, в далекой Маньчжурии, Вересаев окончательно пришел к выводу, что существующий строй изжил себя. Об этом он поведал читателю в записках «На японской войне» (1906–1907) и в примыкающем к ним цикле «Рассказов о японской войне» (1904–1906).