Том 1. Повести и рассказы.

В.Вересаев понимал, что подобная трактовка пушкинского образа скорее всего будет встречена с раздражением литературоведами, столь склонными отождествлять творческий и житейский облик художника. Советовался с М.Горьким: «Черт возьми, — по-моему, именно с дрянными своими недостатками и смешными пороками крупный человек и интересен, — интересен именно этой завлекательною сложностью. Я вот сейчас много работаю над Пушкиным, просмотрел и собрал, можно сказать, почти все, что о нем написано воспоминателями (меня как раз интересует он как живой человек, — и взаимоотношение в нем поэта и человека), — и как раздражает это стремление прихорашивать его и завивать а la Моцарт — «гуляка праздный»: да, часто ничтожен, пошл, даже гадок, — и все-таки, именно при всем этом и через все это, — очаровательно-прекрасен» (Письмо В.Вересаева от 21 августа 1925 г.).

Пушкинисты действительно обрушились на книгу В.Вересаева не только за недостоверность части приводимых в ней «свидетельств современников», но и за трактовку пушкинского образа, точнее говоря — причину неверной трактовки усматривали отчасти в использовании сомнительных материалов, отчасти в игнорировании В.Вересаевым каких-то важных свидетельств, которые не были приведены в книге. Больше всего упрекали за то, что бытовой портрет Пушкина заслонил его творческий облик, что не нашла должного отражения удушающая общественная атмосфера, в которой был вынужден жить поэт, но зато преувеличены его цинизм, склонность к любовным приключениям и шумным празднествам.

В.Вересаев возражал своим критикам, полагая, что творческий облик поэта возникает не столько из описания его жизни, чему и посвящен «свод свидетельств современников», сколько из его произведений: «не перепечатывать же мне было их в моей книге!». А подробная характеристика эпохи превратила бы двухтомник о Пушкине в многотомник. Что же касается влюбчивости поэта и его азартной натуры — так это, по мнению В.Вересаева, во-первых, правда, подтвержденная не только сомнительными свидетельствами, но и бесспорными, а во-вторых, «совсем нет надобности скрывать темные и отталкивающие стороны в характере и поступках Пушкина»: «художник, рисуя прекраснейшее лицо, не боится самых глубоких теней, — от них только выпуклее и жизненнее станет портрет» (Предисловие к третьему изданию книги).

Тем не менее, переиздавая «Пушкина в жизни» — а за десять лет с 1926 по 1936 год книга выходила шесть раз, — В.Вересаев продолжал работать над ней: от каких-то «свидетельств» отказывался, но особенно широко вводил новый материал. И надо сказать, что работа шла как раз в том направлении, о котором писали критики. Было добавлено много материалов о человеческом обаянии Пушкина, его литературных делах и отношениях с писателями, об унизительной полицейской слежке за великим поэтом и одновременно убраны некоторые резко негативные оценки, касающиеся жены Пушкина и отчасти его самого. В.Вересаев до конца дней твердо отстаивал идею «двупланности» ряда художников, в том числе Пушкина, но отказался от крайностей в изображении его человеческих слабостей, о чем свидетельствует также выпущенная им в 1936 году монография «Жизнь Пушкина». Кстати, с годами он пересмотрел и отдельные свои первоначальные трактовки произведений поэта — например, знаменитое стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» В.Вересаев оценил в 20-е годы как пародию на «Памятник» Г.Державина, а позже посмотрел на это стихотворение Пушкина иначе, увидев в нем страстные гражданские мотивы.

«Пушкин в жизни» породил целую серию подражаний. Появились «литературные монтажи» о ряде крупных русских писателей. Но эти монтажи не имели и малой доли того читательского успеха, который сопровождал книгу В.Вересаева. И, думается, потому, что они, созданные с помощью «ножниц и клея», не были ни художественным произведением, ни научным трудом. Чтобы стать искусством, им недоставало ярко и по-своему прорисованного образа центрального героя, а отсутствие основательно аргументированной исследовательской концепции не позволяло монтажам подняться до уровня науки.

Породил В.Вересаев целое направление и в собственно научном изучении Пушкина, особенно сильно дающее о себе знать в последние годы, причем в отличие от упомянутых выше литературных монтажей — это направление весьма серьезное. Уже в наши дни вышел целый ряд книг, где вересаевский принцип монтажа фактов и документов сочетается с литературоведческим комментарием к биографии и творчеству поэта. Это сразу же придает литературному монтажу статус научного труда — порой весьма основательного, — с которым полезно, конечно, познакомиться читателю, желающему углубиться в «пушкиниану»*. Кстати сказать, с подобными комментариями издан несколько лет назад и сокращенный вариант «Пушкина в жизни» В.Вересаева** — книга очень интересная, но это уже не вересаевская версия Пушкина: на ее основе создано содержательное литературоведческое исследование.

______________