Том 1. Повести и рассказы

Он увидел два смежных зала. В первом какой-то человек, очень похожий на адвоката Криспина, читал толстую книгу судебных актов. Во втором стоял стол, покрытый зеленым сукном, а вокруг него несколько простых кресел, обитых черной кожей. В глубине зала возле шкафов с судебными актами четверо мужчин, сняв гражданское платье, надевали сильно потертые — чересчур тесные или слишком просторные — мундиры с позолоченными пуговицами и шитьем на воротниках.

Пан Лукаш заволновался. Все четверо были ему хорошо знакомы. Один из них, хромой, со шрамами на лице, очень напоминал судью, который погиб, свалившись с лестницы. Другой, толстяк, с короткой шеей и багровым лицом, был удивительно похож на судью, скончавшегося от апоплексического удара. Третий, худой, как палочка корицы, настоящий скелет, все время кашлял — это был судья, умерший от чахотки. А четвертый был прокурор собственной персоной, тот самый прокурор, который всегда за преферансом со всеми ссорился, вечно жаловался на печень и в конце концов в припадке ипохондрии проглотил стрихнин!..

Что это значит?.. Может быть, пан Лукаш спит и видит сон?..

Старик ущипнул себя и только сейчас заметил, что он уже не в халате, а в длинном черном сюртуке на вате. Вдруг что-то кольнуло его в подбородок. Это воротничок, но как туго он накрахмален, пан Лукаш не носил таких. Затем он почувствовал, что у него горят ноги. Взглянул — да на нем новые башмаки!.. Новые и чересчур узкие.

Беспредельное изумление охватило старика. Он перестал соображать и не только потерял память, но, что еще хуже, — встреча с четырьмя умершими партнерами по преферансу стала казаться ему совершенно естественной.

В таком состоянии пан Лукаш нажал огромную дверную ручку. Тяжелая дверь отворилась, и старик вошел в зал, такой же сводчатый, как и сени, напомнивший ему не то монастырь, не то ломбард.

В эту минуту человек, читавший судебные акты, поднял голову, и пан Лукаш узнал адвоката Криспина. Вид у юриста был несколько помятый, но цвет кожи — здоровый и выражение лица довольно непринужденное.

— Так ты жив, Криспин? — вскричал пан Лукаш, крепко пожимая руку своему приятелю.

Адвокат испытующе взглянул на него.

— Твой писец, — продолжал пан Лукаш, — сообщил мне, что поезд, в котором ты ехал, потерпел крушение…

— Ну да.

— Он предполагал, что ты погиб.

— Ну да, — равнодушно подтвердил адвокат.

Пан Лукаш заколебался, словно не веря собственным ушам.

— Позволь, значит, ты погиб при железнодорожной катастрофе?

— Конечно.

— Разбился насмерть?

— Конечно! — уже потеряв терпение, повторил адвокат. — Если я сам тебе говорю, что я убит, — можешь не сомневаться, это — правда.

Пан Лукаш задумался. С точки зрения логики, принятой на земле, то, что говорил Криспин, называлось не «правдой», а «бессмыслицей». Но в эту минуту мозг старика озарили проблески некой новой логики, и адвокат, говорящий о своей смерти в прошедшем времени, вдруг представился ему если не обычным явлением, то, во всяком случае, вполне возможным.

— Скажи мне, дорогой Криспин, — спросил Лукаш, — скажи, а… деньги у тебя не украли?

— Деньги целы и даже лежат здесь, в этом зале.

И адвокат указал на полку, где в куче макулатуры валялись его закладные.

Пан Лукаш возмутился:

— Кто же так поступает, Криспин? Они ведь тут могут пропасть!

— А мне что за дело? Здесь закладные не имеют никакой ценности.

— Только золото? — догадался Лукаш.

— И золото не ценится. Да на что оно нам? Стол у нас даровой, квартира даровая, одежда не изнашивается, а в преферанс мы играем на мелкие грешки.

Пан Лукаш не понимал того, что говорил ему Криспин, но и не удивлялся.

— Тем не менее, — сказал он адвокату, — даже в этих условиях золото не теряет своей прелести. Оно сверкает, звенит…

Адвокат подошел к стене и отворил небольшую железную дверцу. В ту же минуту что-то ослепительно засверкало, словно разверзлась печь, в которой плавится сталь, а до слуха старика донеслись ужасающие тысячеголосые стоны и лязг цепей.

Пан Лукаш закрыл глаза и заткнул уши. Никогда еще нервы его не подвергались такому сильному испытанию.

Адвокат захлопнул дверцу и сказал:

— Это сверкает ярче золота и громче звенит. Правда?

— Да, — ответил уже спокойнее Лукаш, — но золото, кроме того, имеет вес и прочность.

С минуту Криспин грустно молчал.

— Лукаш, — неожиданно попросил он, — подай-ка мне мою перчатку. Вон она лежит на столе.

Лукаш быстро схватил черную перчатку обычного размера, но тотчас же уронил ее наземь. И — удивительное дело! — перчатка упала с таким грохотом, словно она была из железа и весила много пудов.

— Что это значит? — спросил он с изумлением.

— Из той же материи сшита наша одежда, — пояснил Криспин. — Галстук и перчатки весят по пятисот фунтов, башмаки по две тысячи, сюртук около ста тысяч и так далее. Словом, у нас тут хватает веса, которым так привлекает тебя золото.