Том 1. Повести и рассказы

Кто-то шепнул, что это из-за них, рабочих, Запора убил Фердинанда за то, что тот проматывал деньги, нажитые их кровавым трудом. «В конце концов, — добавляли старики, — бог покарал Адлера. Услышаны наши проклятия».

Таким образом, в течение нескольких часов создалась легенда: слезы и человеческая кровь дошли до господнего престола, и свершилось чудо — вот здесь, на глазах всей округи. Верующие взволновались, вольнодумцы слушали с презрительным видом, но в душе трепетали.

— Что еще будет? — спрашивали все.

— А знаете: старик, говорят, в уме повредился?

— Оно и видно, если он возчика швырнул на шоссе, нас всех созвал невесть зачем, а теперь из дому удрал и шатается где-то по полям.

— Он всегда так делает, когда разозлится…

— На кого ж ему злиться?.. Разве что на господа бога!

— Заткни рот!.. Не поминай имени господнего всуе, а то еще беда какая стрясется!

— Что же будет теперь старик делать?

— А что?.. Может, уже не будет жилы из нас выматывать?

— В конторе говорят, что, наверно, он продаст фабрику и поедет к своим.

— Да у него никого нет.

— Э, найдет!.. Швабы — они плодовитые.

Так перешептывались рабочие. Старшие мастера были озабочены. Работы они и не спрашивали, а только бегали поминутно в контору узнать, нет ли новостей. Один из мастеров предложил в знак траура приостановить работу на фабрике, но старик бухгалтер воспротивился этому.

— Пусть все идет, как шло, — сказал он. — Хозяин и так не в себе, зачем же его раздражать?.. Мне и самому было тоскливо и страшно, когда остановилась фабрика и все пошли к дому хозяина. Когда грохочут машины, становится легче на сердце и кажется, что ничего дурного не случилось…

— Правильно!.. Правильно! — поддакивали ему остальные.

Около шести вечера явился в контору Адлер. Он вошел незаметно, как призрак. К одежде его прилипла грязь, словно он валялся на земле. Коротко остриженные льняные волосы были взъерошены. Он вспотел и задыхался. Белки его глаз налились кровью, зрачки непомерно расширились.

Войдя в контору, он быстро обежал все комнаты, с хрустом ломая толстые пальцы. Служащие дрожали, сидя на своих стульях.

Молодой корреспондент читал какую-то телеграмму. Адлер подошел к нему и спросил изменившимся голосом, хотя довольно спокойно:

— Что там такое?

— Хлопок опять поднялся в цене, — ответил корреспондент. — Мы сегодня заработали шесть тысяч.

Он не окончил фразы. Адлер вырвал у него телеграмму, скомкал ее и швырнул ему в лицо.

— Подлец!.. — закричал он на служащего. — Подлец! Как ты смеешь говорить мне что-либо подобное?..

Он снова забегал по комнате, бормоча:

— Человек — это самое худшее из животных. Собаки и те, видя мое горе, не осмеливаются ластиться ко мне и убегают, поджав хвост… А он говорит о шести тысячах рублей!..

Адлер остановился перед испуганным служащим и, размахивая руками, сказал охрипшим голосом:

— Сделай ты, медный лоб, так, чтобы время отодвинулось на неделю назад… на один день… и я отдам тебе все мое состояние. Я уйду из этой проклятой страны босой и нагой, уползу на коленях, буду бить щебень на дороге, умирать с голоду — и все-таки буду счастлив… Ну, ты!.. Можешь ты отодвинуть время хоть на один день… на полдня?..

В контору вбежал Бёме, которого уведомили, что Адлер вернулся.

— Готлиб, — сказал пастор, — лошади ждут, поедем ко мне…

Фабрикант, грязный, запыхавшийся, вдруг выпрямился, сунул обе руки в карманы и, посмотрев на пастора свысока, насмешливо сказал:

— Нет, мой святой Мартин, я не поеду к тебе!.. Скажу тебе больше: ни тебе, ни твоей Аннете, ни твоему Юзеку я не оставлю ни гроша!.. Слышишь?.. Я знаю, что ты слуга божий и что твоими устами глаголет мудрость господня… И все-таки я не дам тебе даже ломаного гроша… Мое состояние принадлежит моему сыну и предназначено вовсе не для вспоможения добродетельным пасторским детям. Ступай, почтеннейший Бёме, ступай!.. Ступай к своей тощей жене и скромной Аннете, расскажи им, что тебе попался такой проницательный безумец, которого никто не обманет ни притворными слезами, ни поистине глупым выражением лица!.. Или ступай туда… к трупу… и бормочи над ним свои молитвы… Но говорю тебе, Бёме, скорей ему наскучит твоя молитва, чем меня опутает твоя благочестивая прозорливость…

— Что ты говоришь, Готлиб? — с удивлением спросил пастор.

— Я, кажется, говорю ясно!.. Вы все сговорились отнять мое состояние, чтобы когда-нибудь твой Юзек, техник, мог распоряжаться как у себя дома на этой фабрике… Вы убили моего сына… И хотите убить меня. Но не на такого напали!.. Я не принадлежу к разряду глупцов, которые за миллионы рублей покупают спасение души у пасторов или ксендзов!..

— Готлиб!.. — прервал его пастор. — Ты подозреваешь меня?.. Меня?..

Адлер схватил его за руку и, с яростью глядя в глаза, сказал: