По странному стечению обстоятельств, ее желание сбылось. Послышался оглушительный треск и топот, будто стадо гиппопотамов продиралось к реке сквозь тростниковые заросли, и я узрел Спода, приближающегося со скоростью нескольких узлов с явным намерением немедленно возобновить процесс вытряхивания души из Гасси, прерванный Пинкером и, очевидно, зарегистрированный сознанием Спода под рубрикой «неоконченные срочные дела». Предсказав, что поверженное чудовище скоро восстанет, я как в воду глядел.
Похоже, вновь прибывший целиком и полностью заимствовал военное искусство у ассирийцев, которые, как мы знаем из близких к ним источников, ворвавшись, будто волк в овчарню, когортою пурпурно-золотой, отчаянно кидались в бой.[30] Голову даю на отсечение, явись Спод к ним в лагерь, они бы тотчас признали в нем своего и приняли с распростертыми объятиями, устлав его путь красной ковровой дорожкой.
Но в одном у ассирийцев было перед Сподом неоспоримое преимущество — в овчарне их не поджидала крепкая спортивная барышня, исполненная материнской заботой о своем подопечном и вооруженная тяжелой фаянсовой миской. Когда Спод схватил Гасси и принялся по уже отработанной методике трясти его, миска опустилась ему на голову со звуком, который одни назвали бы глухим, а другие — ужасно неприятным. Миска разлетелась вдребезги, но свое назначение выполнила. Поскольку силы Спода были, безусловно, несколько подорваны недавним столкновением с преподобным Г. П. Пинкером, он рухнул, как сосенка, топором подрубленная, и остался мирно лежать, где упал.[31] Помнится, я тогда подумал, что этот не самый счастливый день в его жизни, бесспорно, весьма поучителен, ибо если ты гнида — а Спод, разумеется, гнида со дня своего рождения, — то рано или поздно возмездие тебя настигнет. Как сказал однажды Дживс, жернова Господа Бога мелят медленно, но зато чрезвычайно мелко, в общем, смысл такой.
Некоторое время Эмералд Стокер стояла, созерцая дело своих рук, с улыбкой удовлетворения на лице, и я ее не осуждал за самодовольство, ведь она, несомненно, показала в этой борьбе высокий класс. Но вдруг, вскрикнув: «Ах ты, Господи!», она скрылась, как вспугнутая во время купания нимфа. Минуту спустя я понял, почему она так торопилась. К месту событий приближалась Мадлен Бассет, а какой поварихе захочется объяснять хозяйке, почему она нахлобучивает фаянсовые миски на головы хозяйкиных гостей.
Мадлен остановила взгляд на останках, и глаза у нее увеличились до размера мячиков для гольфа. Она так посмотрела на Гасси, будто перед ней стоял довольно несимпатичный серийный убийца.
— Что ты сделал с Родериком? — вопросила она.
— А? — сказал Гасси.
— Я говорю, что ты сделал с Родериком? Гасси поправил очки и пожал плечом.
— Я? Просто немного наказал его. Он сам виноват. Можно сказать, напросился, и мне пришлось дать ему урок.
— Ты негодяй!
— Ничего подобного. Он мог бы убраться вон. Нетрудно было сообразить, что его ждет, раз я снял очки. Когда я снимаю очки, каждый знает, что надо бежать, спасая жизнь.
— Ненавижу тебя! Ненавижу! — вскричала Мадлен. Честно говоря, я думал, что эту реплику можно услышать разве что во втором акте мелодрамы.
— Неужели? — поинтересовался Гасси.
— Да! Ненавижу! Ты мне отвратителен!
— В таком случае, — сказал Гасси, — я немедленно съем сандвич с ветчиной.
И он так смачно впился зубами в мясо, что меня передернуло, а Мадлен пронзительно завизжала:
— Это конец!
Тоже фраза, которую не часто услышишь.
Когда чувства бывших возлюбленных накаляются до такой степени, стороннему наблюдателю разумнее всего бесшумно удалиться, что я и проделал. На подъездной аллее мне повстречался Дживс в Стиффином автомобиле. Рядом с видом шотландского проповедника, негодующего на грехи наши, восседал пес Бартоломью.
— Добрый вечер, сэр, — сказал Дживс. — Вот возил парнишку к ветеринару. Мисс Бинг тревожилась из-за того, что он укусил мистера Финк-Ноттла. А вдруг у животного какая-нибудь заразная болезнь? Рад сообщить, что доктор нашел его безупречно здоровым.
— Дживс, я должен вам ужасную поведать повесть.
— Неужели, сэр?
— Лютня нема, — сказал я, чтобы сразу ввести его в курс дела. Когда я кончил свой рассказ, он согласился с тем, что положение вещей вселяет сильную тревогу.
— Боюсь, что ничего уже нельзя сделать, сэр.
В глазах у меня помутилось. Я привык к тому, что Дживс решает все проблемы, даже самые щекотливые, и его признание меня просто подкосило.
— Вы в растерянности?
— Да, сэр.
— В тупике?
— Совершенно верно, сэр. Возможно, в дальнейшем я буду в состоянии предложить соответствующий план действий, дабы поправить сложившееся положение, однако в данный момент с огорчением должен констатировать, что в голову мне ничего не приходит. Весьма сожалею, сэр.
Я пожал плечами. На душе у меня кошки скребли, но я сохранял мужество.
— Ничего, Дживс. Не ваша вина, что вы не можете найти выход. Поезжайте, Дживс, — сказал я, и он стронулся с места. Бартоломью на прощанье взглянул на меня с высокомерным неодобрением, будто хотел спросить, позаботился ли я о спасении своей души.