Том 1

Василий Силыч, подмигнув мужикам, с заговорщицким видом развязал один из пузатых мешков, зачерпнул ладонью горсть розовых, полнотелых пшеничных зерен и медленно пропустил их сквозь пальцы:

— Видали, граждане!.. Отменное семя... так в землю и просится.

Это была давняя мечта председателя — заполучить для колхоза высокоурожайный сорт пшеницы. Василий Силыч объехал соседние колхозы, побывал на базарах, но ничего подходящего не нашел. Тогда возникла мысль обратиться в район и попросить обменять артельные выродившиеся семена пшеницы на сортовые. Колхозники сочинили длинное прошение и отправили его в райисполком.

Осенний сев продолжался, но ответа о семенах в Кольцовку не поступало.

— А молчание чем не ответ... — заговорили колхозники. — Да и самим понимать надо: «На чужой каравай рта не разевай».

Тогда Василий Силыч направил в район Степу Ковшова:

— Потолкайся там... повороши кого надо!

Степа три дня прожил в районном центре, обил пороги многих учреждений и, наконец, привез разрешение на получение с селекционной станции ста пудов сортовой пшеницы.

— Вон кому спасибо говорить надо, — сказал Василий Силыч, кивнув на подошедшего Степу. — Ходок наш, толкач!..

Тот заглянул в мешок с зерном и спросил Василия Силыча, когда семена можно будет забрать в поле.

— Ночью в амбаре полежат, а завтра доставим. Сей на здоровье, — ответил председатель.

— Зачем же лишний раз мешки туда-сюда возить? — возразил Степа. — Отправляйте сегодня. Я с утра сеять начну. Земля у меня уже подготовлена.

— Можно и сегодня, — согласился Василий Силыч и приказал возчикам отвезти две подводы с мешками в бригаду Ковшова. Потом он отвел Степу в сторону и озабоченно спросил: — Ты что это, братец, натворил здесь? Лошадей на пашню вывел, стариков с лукошками! Репинский уже в район сообщил — антимеханизатор ты, такой-сякой, разэтакий... И зачем ты цапаешься с ним?

Степа нахмурился:

— А мне с ним не свадьбу водить, не детей крестить. Тут дело о хлебе идет... Вы лучше о комиссии скажите. Приедет она или нет?

Василий Силыч замялся:

— После телеграммы Репинского все, видишь ли, по-другому обернулось... Теперь уж из прокуратуры к нам пожалуют. Шумок о тебе пошел — супротивник машин. В райзо требуют, чтобы наказать тебя, меры принять...

— Вот оно что, — насупился Степа. — Ну что ж, наказывайте. Можете даже с бригадирства сместить.

Василий Силыч сокрушенно вздохнул и, оглянувшись по сторонам, словно под большим секретом, шепнул:

— Нет уж, ты пока паши, сей. Мы тебя потом по всходам судить будем... А они всякой защиты дороже...

Степа направился в поле. Там он принял с подвод двадцать мешков зерна, сложил их около полевого стана, прикрыл на ночь брезентом, рогожами. Теперь надо было подумать о стороже.

— А давай я, Степаша, покараулю, — вызвался дед Анисим. — Все равно без сна шастаю... Ноги чего-то мозжат, и в груди колотье...

— Да тебя ж, дед, случись что, любой пацан с копылков собьет.

— Ого-го! — запетушился старик, поплевав на ладони. — Ты моей лихости не знаешь! У меня кулаки сейчас что свинчатки.

Старик сходил домой, облачился в полушубок, обул подшитые валенки и занял сторожевой пост у мешков с зерном.

— Будь спокоен, бригадир! Три года мирскую гамазею сторожил — зернышка не убыло.

Было уже совсем темно, когда Степа вернулся домой и, поужинав, лег спать.

Но он долго не мог заснуть. Одолевали всякие сомнения — не случится ли что с Анисимом, не заснет ли старик на посту, не позарится ли кто на зерно.

Не выдержав, Степа поднялся и поехал на велосипеде в поле. Притулившись к мешкам с зерном, Анисим бодрствовал и чутко прислушивался к ночным шорохам. И, как ни осторожно приближался Степа, старик услышал позвякивание его велосипеда и, закричав: «Кто идет?» — поднялся навстречу.

— Это ты, Степаха... Все в порядке. Я на всякий случай даже бердан прихватил.

— Так он же у тебя не стреляет.

— Наладил... И солью зарядил. Если кому всыплю, так мать родную не узнает.

Оделив старика табаком, Степа вернулся домой и лег спать...

Разбудил его ожесточенный стук в калитку. Первой вскочила с постели Таня, выглянула через окно в переулок и, обомлев, бросилась будить брата:

— Дедушка Анисим к нам... Лица на нем нет!..

Степа, как был в трусах и майке, выскочил в сени, звякнул щеколдой, с размаху распахнул калитку и столкнулся с Анисимом. Лицо у старика было перекошено, седая с пегими подпалинами борода всклочена, полушубок измазан землей.

— Беда!.. Разор!.. — тяжело дыша, забормотал Анисим. — Зарезали нас! Без ножа зарезали! — Он с трудом переступил порог и, не дойдя до двери избы, тяжело опустился на какой-то ящик в сенях.

— С хлебом что-нибудь? С зерном? — Догадываясь, что случилось недоброе, Степа с силой встряхнул старика за плечи. — Да говори же...

Путаясь и запинаясь, Анисим рассказал, что произошло в поле.