Марина
Дробадонов. Усугуби ж для них свою любовь к отцу. Любовь не разлучит отца с детьми: то грех, то сласть земная разлучает. Воздвигни свою любовь превыше этой сласти; его своим примером склони к тому же. Расстаньтеся, но пусть он знает, что ты жива, что с тобою ничего худого не сталося и — главное — что ты любишь его. Это большая сила несчастливому человеку. Не отрекайся от своей любви, зане я знаю, что любовь твоя, слезой твоей омытая теперь, будет безгрешна!
Марина
Дробадонов. Иди ж! Слезы твои будут в радость тебе… Детей его мать с бабкою учат тебя проклинать, а ты научи их благословить тебя. Их детское сердце и теперь уж, может, слышит, как твое сердце для них разрывается; а вырастут они, их почтению к тебе меры не будет. Ты счастливица в женах: твой рай сегодня начнется, как только ты вымолвишь слово…
Марина
Дробадонов
Челночек
Фабричные
Дробадонов. Спасибо вам. Здравствуйте, ребятки!
Челночек
Обрезов
Приезжий парень. А кто это у вас такой, что с нами сейчас сустретился?
Обрезов. Приятель хозяйский, купец Дробадонов. По душе и по совести первый человек у нас в обществе.
Приезжий. А собою на вид сколь ужасен.
Челночек. Капидон; это он тот самый и есть Дробадон Дробадоныч Дробадонов, что, сказывали, что с одной стороны на медведя похож.
Приезжий. Скажи, антиресный какой! А должно еще того антиресней, что за супруга под пару ему пришлася?
Челночек. А он у нас буки ер — кавалер, еще женишок по сию пору.
Приезжий. Неужто не женат? Это уж по купечеству не годится без хозяйки.
Челночек. А неш их мало у нас по городу, хозяек-то? У нас из эстого просто.
Обрезов. Что ты это все врешь-то? Кто это про Калину Дмитрича сказать может?
Челночек. Я совсем и не про него, а так говорю, что у нас насчет женского пола все по-душевному, по простоте. Надоть было обществу по-настоящему воспитательный дом, как в Петербурге, построить; ну да у нас про то покудова в слободе сталоверы: что угодно детей берут, только сдавать поспевай.
1-й фабричный. А то тоже в колодезь — так и там они каши не просят.
Челночек. Ну, это только Князеву такую механику подстроили, потому по-настоящему из-за чего у нас их губить, когда сталоверы сколько хочешь берут и в свою веру крестят; а уж это в колодезь — это не иначе, как на злость сделано, и я вот, рука отсохни, знаю, что больше никто другой это сделал, кроме как бабушки Дросиды Аленка.