Ковалев насмешливо смотрит ему вслед.
— Гвардия! — горько усмехается он.
Зачем он впутался в школьные дела? Ему надо бы скорее кончить школу, вырваться на широкую дорогу, а там... У него захватывало дух, когда он думал о перспективах.
Здание, выстроенное отцами Лукьяновых на песке, рухнет, задавив неудачных строителей, и покуда на белых конях въедут в поверженные города есаулы из-за границы, Никита Ковалев и его поколение уже будут владеть ключами от городских ворот.
— Где вы были, отцы? — презрительно спросит Никита. — Дайте-ка нам место. — И положит свою пятерню на добычу.
Зачем же он спутался с Воробейниками и Пышными?
— Есть такая наука: арифметика, — сказал ему как-то Хрум. — Два всегда больше и лучше одного.
Был план: подчинить своему влиянию школу, создать здесь гвардию, преданную настолько, чтобы, не задумываясь, бросилась она на все: на террористический акт, на шпионаж, на восстание; вырастить эту гвардию, закалить ее в ненависти; добро, любовь, жалость, стыд, совесть вырвать на сердца и выбросить на свалку.
Он мечтал когда-то об этой железной, безусловно преданной ему гвардии. Теперь он только горько смеется.
Он побежал в класс, вытащил тетрадку, вырвал листок. Быстро написал что-то и крикнул Воробейчику:
— Роман! Перепиши и повесь!
Воробейчик быстро прочитал бумажку.
— A-а! Так бой! — нервно улыбнулся он.
Плакат скоро появился в коридоре.
ВНИМАНИЕ!
Сегодня после уроков в школьном зале состоится показательный суд над учеником 6-й группы А. Гайдашем, обвиняющимся а хулиганстве.
Состав суда:
Секретарь суда:
Общественный обвинитель:
Алеша прочел плакат и засмеялся. Ребята толпились около него и с любопытством ждали, что он сделает, а он только засмеялся и отошел.
Шел легко, даже весело, тихо посмеиваясь. Встретил Юльку, крикнул ей, чтоб все слышали:
— Вот в тюрьму меня суд посадит. Ты смотри передачи носи, я колбасу люблю.
— Они смеются, — с ужасом сообщил Воробейчик Никите.
— Заплачут! — пожал тот плечами и быстро ушел в класс.
Рябинин после первого урока собрал ячейку. Пришло двенадцать человек.
— Вдвое! — улыбнулся Рябинин. — Ну, приступим! — Он обвел глазами ребят и вдруг невольно воскликнул: — Еще мало! Мало вас. Ведь вас сотни должны быть!
После второго урока рядом с плакатом о суде появился другой:
Школьная ячейка детской коммунистической группы при комсомоле предлагает на обсуждение учащихся следующий список старостата...
Дальше шел список:
Гайдаш, Кораблей, Бакинский. Хайт, Сиверцева Юлия и другие.
— Они смеются, — опять прибежал к Ковалеву Воробейчик. — И он сам смеется, Алеша Гайдаш.
— Ha! — протянул Ковалев бумажку. — Перепиши и повесь.
К концу перемены рядом со списком ячейки висел другой.
В этом списке были: Ковалев, Пышный, Сиверцева Юлия, о которой было написано, что она организатор детской коммунистической группы, Канторович, Воробейчик, Ковбыш и другие. Каждому была дана небольшая характеристика.
Воробейчик, переписывая список, обиделся: его Никита поставил на пятое место и ничего о нем не написал.
Список вызвал бурю в коридоре. Ковбыш котел сорвать его, и только ребята удержали. — Меня, меня? — рычал он, потрясая кулаками. — Меня в ковалевский список? За что? А! За что? — он чуть не плакал.
— Это они свою революционность показывают, — объяснил Алеша. — И Юльку тоже для этого.
Ему нравилось все, что происходило сейчас в школе: борьба, списки, выборы!
— Голосуйте только за список ячейки! Голосуйте только за список номер один!
Он готов был влезть на подоконник и митинговать целый день, и чтоб полицейские стаскивали его за ноги, и чтоб свистели казачьи нагайки, и красный флаг чтоб трепыхался в воздухе.
— Голосуйте за список номер один! Голосуйте за список большевистской ячейки!
А уже появился и список № 3. Он почти не отличался от списка ячейки. В нем были только добавлены: Мерлис Мирон, сын ресторатора, и Лобас Иван, сын арендатора бойни.
Золотушный Мерлис стоял около своего списка и звонко кричал.
— Да! — кричал он, ударяя ладонью по Ковалевскому списку. — Да! У нас не должно быть места в советской школе такому элементу, как Ковалев. А ну? Кто он? Откуда? Не его ли отец порол моего отца? А ну? Где они были во время революции, господа Ковалевы, в чьем лагере?
— А твой где был? Твой отец где? В подвале прятался? — зашумела толпа.
— Мой отец?! — перекрикивая всех, визжал Мер-лис. — Он служил, мой отец! В опродкомарме он служил. Можно справиться. Он участвовал в войне, он по снабжению работал, мой отец, а теперь, когда объявлен нэп, мой отец откликнулся. Он стал советским купцом, мой отец. Он платит налоги, поддерживая государство, мой отец. Мы не контрреволюционеры, мы — за советскую власть! И я голосую за список ячейки.
Перекрикивая его, надрывался Андрей Дроздович, ученик шестой группы.