Второй центр немецкой эмиграции был создан в Москве. О России Фейхтвангер впервые узнал из книг русских писателей, причем неоднократно подчеркивал, что читая произведения Л. Толстого и А. Чехова, получил больше знаний о стране и ее людях, чем из многочисленных исторических трудов. В 1916 он написал статью о «Вишневом саде» Чехова и перевел эту пьесу на немецкий язык. Особое влияние, по признанию самого Фейхтвангер, на него оказал М. Горький. В 1917 на мюнхенской сцене Фейхтвангер в качестве режиссера с успехом поставил пьесу Горького «На дне». Стремление Фейхтвангера приехать в СССР во многом можно объяснить желанием увидеть Горького. Первый раз писатель приехал в СССР в 1929, затем в 1936. Он выступал на заводах, в редакциях, в Политехническом музее, перед артистами, писателями, совместно с В. Бределем и И. Бехером являлся редактором издаваемых немецких журналов «Дас Ворт» и «Интернационале Литератур». Пребыванию в СССР Фейхтвангер посвятил очерк «Москва, 1937», в котором описывалась советская действительность, мнение о ней на Западе и собственно мысли автора. Книга вышла в 1937 в Амстердаме и тут же по личному указанию Сталина была переведена и издана в СССР. В 1938 Фейхтвангер опубликовал обращение «К моим советским читателям». По роману «Семья Оппенгейм» в 1938 Г. Рошаль поставил одноименный кинофильм. Пьеса «Сны Симоны Машар» (1941–42), написанная Фейхтвангером в соавторстве с Б. Брехтом, была поставлена в 1942 в Московском театре им. Ермоловой (реж. А. Эфрос ).
С 1939 Фейхтвангер жил в городе Санари–сюр–мер (Франция), а в 1940 он поселился в США, в предместье Лос–Анджелеса Пасифик–Полисадес.
В 1943 писатель принял участие в конгрессе писателей в Лос–Анджелесе, в том же году вышел в свет роман «Братья Лаутензак» (в рукописи «Чудотворец»), который продолжил серию антифашистских романов. Роман «Симона», посвященный Второй мировой войне, вышел в свет год спустя, в 1944, на английском языке, в 1945 он был издан в Амстердаме на немецком языке.
После войны писатель обращался исключительно к историческому жанру. Основным объектом изображения в его новых романах стала Великая Французская революция (1789–1794). Основой первого романа «Лисы в винограднике, или Оружие для Америки» (1947) послужила идея неодолимости прогресса, которую несла с собой эпоха революции. Незаконченное эссе «Дом Дездемоны, или Величие и границы исторического повествования» посвящено природе исторического жанра. В 1948 появилась пьеса Фейхтвангера, «Помрачение умов, или Дьявол в Бостоне», в которой писатель выступил против «холодной войны»; она вызвала международный резонанс.
К 125–летию со дня смерти испанского художника Франсиско Гойи Фейхтвангер написал роман «Гойя, или тяжкий путь познания» (1951). Особенностью построения произведения является то, что каждая глава заканчивается белыми стихами, в строках которых содержится идея данной главы и своеобразный вывод из нее. В 1953 в свет вышел роман «Мудрость чудака, или смерть и преображение Жан–Жака Руссо».
Роман «Испанская баллада» (или «Еврейка из Толедо») (1955) посвящен событиям 12 века, времени крестовых походов, Реконкисте.
В 1953 Фейхтвангеру была присуждена Национальная премия правительства ГДР.
Автобиографические заметки
Опыт автобиографии
Я немало повидал на своем веку. Страны и люди, успех и неуспех, тяжелое и сравнительно благополучное материальное положение, война, немецкая военная дисциплина, арест в Тунисе, дни революции и реакции в непосредственной близости от тех, кто руководил событиями. Однако я не думаю, чтобы эти внешние обстоятельства оставили глубокий след в моем творчестве. Я пробовал свои силы в разных видах поэзии: в драме и в эпическом романе, в драматическом романе, в комедии, — и на самом разнообразном материале, обращаясь к истории, к политике, к широким и узким темам современности. Мне часто говорили, что меня нельзя подвести под какую–либо формулу, отнести к какой–либо школе. Но, оглядывая ныне, в сорок два года, в зените своего жизненного пути, все, что я сделал, и пытаясь найти какой–то общий знаменатель, какую–то общую линию, связывающую мои книги со мной, с моей жизнью и друг с другом, — я думаю, что, при всей кажущейся разнице между ними, я всегда писал только одну книгу, книгу о человеке, поставленном между действием и бездействием, между властью и познанием.