– Итак, перед Женским днем вы, Валерий Чкалович, недовольные тем, что за подписку на заем с вас выдрали всю получку, растерзали прогрессивку и расстреляли квартальные, получили ссуду в две тысячи рублей. С рассрочкой?
– До Дня медицинского работника.
– Вам известно, что за деньги находились в кассе взаимопомощи вашей секретной лаборатории?
– Очевидно, бывшие в обороте кассы.
– Чем пахнут деньги, по-вашему?
– По-моему, ничем. А что вас все-таки интересует?
– Меня интересует факт получения вами из сберкассы взаимопомощи денег, не пахнущих ничем, но принадлежащих швейцарской разведке!
– Боже мой!
– Кто из ваших сотрудников в дни получек говорил: е… я кассу взаимопомощи?
– Уборщица Танеева, сантехник Рахманинов Ахмед и физик-теоретик Равель.
– Вот они-то и останутся на свободе. Есть у нас все ж таки настоящие советские люди! Вы расписались в получении ссуды?
– Конечно. Честное эйнштейновское! Честное Курчатовское! Но что вас все-таки интересует?
– Хватит финтить, Карцер! Хватит уходить от откровенности! Пора кончать с инфантилизмом тридцатых годов!
– Что я сделал? Что я сделал? Что я сделал?
– Я отвечу на ваш вопрос, но не раньше, чем мы убедимся, что нас не видят и не подслушивают профсоюзы. Они возомнили себя, видите ли, школой коммунизма! Тогда как последней являемся мы, органы!
– Совершенно справедливо! Наш парторг Бахмутова – ваш секретный сотрудник! Что я должен сделать в плане борьбы с инфантилизмом тридцатых и двадцатых годов?
– Плюньте три раза и размажьте сопли вон на том цветном фото.
– На «Вот кого уж никак нельзя заподозрить…»?
– На это и дурак невинный плюнет. На другое, которое слева. Да, да!
– На это фото я отказываюсь плевать категорически. Это – святотатство! Глумление и самооговор! «Рабочие ЗИСа получают прибавочную стоимость» – гордость нашей фотографии! Я не могу! Разрешите плюнуть на «Изобретатель Эдисон крадет у гениального Попова граммофон»?
– Не разрешаю. Если вы не харкнете на «прибавочную стоимость», мы уничтожим вашу докладную записку о целесообразности создания программного устройства, моделирующего суровые приговоры врагам советской власти задолго до предварительного следствия.
– Только не это! О нет! Только не смерть моего любимого детища! В конце концов, прибавочная стоимость не перестанет существовать от одного и даже от трех плевков и зисовцы будут ее регулярно получать. Правда, товарищ?
– Я тебе не товарищ! Я тебе гражданин международный вор Фан Фаныч. А товарищ твой в Академии наук на параше сидит и на ней же в загранку летает! Ясно?
– Абсолютно ясно. Однозначно вас понял. Я чувствую, гражданин международный вор, что вы знакомы с электроникой и нам есть о чем поговорить.
– Рассказывайте, Валерий Чкалыч!
– Что?
– Все!
– Что я сделал? Не мучайте же меня неизвестностью! Что я сделал?
– Вы сконструировали, Валерий Чкалыч Карцер, ЭВМ, которая прекрасно себя зарекомендовала на службе в наших органах и высвободила, таким образом, немало рабочих рук из предварительного следствия. Это дало нам возможность перевести их на кровавую исполнительную деятельность и в сферу надзора. Что вас заставило сконструировать ЭВМ?
– Категорический императив постигнуть тайны материи, объективное состояние научной мысли на сегодняшний день, различные философские и социально-правовые предпосылки, полный апофеоз позитивизма, а также жажда ускоренного развития эстетики количества. Количество – прекрасно! Кроме всего прочего, я хотел бы, чтобы это осталось между нами, гражданин международный вор Фан Фаныч, мы не можем ждать милостыни от природы. Взять ее у нее – наша задача!
– Вы и ваши близкие подвергались когда-либо нападению одного или нескольких грабителей?
– Простите, но какое это имеет отношение к делу, к которому я, в свою очередь, не имею никакого отношения?
– Молчать! Вопросы задаем мы!
– Только один вопрос, гражданин Фан Фаныч!
– Ну!
– Вы слушали Седьмую?
– Седьмая отсюда не прослушивается. Слева от нас, очевидно, вторая, справа – четвертая.
– Извините, но я имел в виду Седьмую Шостаковича. Симфонию.
– Интересное обстоятельство. Итак, уже во время блокады, успешно руководимой товарищем Ждановым, вы слушали Седьмую симфонию Шостаковича.
– Вам это известно?!
– Нам известно все. Мы читаем «Гудок» и «Таймс». Продолжайте.
– Недавно я возвращался из большого Георгиевского дворца, где товарищ, извините, гражданин Шверник вручил мне… можно ли здесь произносить это имя? Орден Ленина. На одной из темных улочек Зарядья я был остановлен неизвестным, вежливо попросившим у меня прикурить. Он долго прикуривал свою сигарету от моего «Норда», виноват, «Севера». Возвратившись домой, я обнаружил исчезновение с лацкана пиджака… мне трудно об этом говорить… Да! Я тут же заявил куда надо… Больше всего меня удивило то, что, прикурив, неизвестный приятным голосом произнес: «Благодарю вас!» Мне возвратят орден?