Том 1

Ночью вы пытались пролезть через окно сортира в сад, но получили резиновой микстурой между рог, упали и разбили об толчок колено. Бо-бо? А ведь я не раз предупреждал: не вертухайтесь… Я также знаю о вашей попытке, выражаясь романтично, подкупить стражу золотом, серебром и брильянтами. Как неглупый человек, вы должны отдать должное неподкупности моих гавриков. Выкладывайте, кстати, в связи с этим адресок еще одного тайника. Вот так. Отлично. Какая же вы богатая все-таки скотина. Мультимиллионер! И как чудовищно, по разным, разумеется, причинам, оба мы ненавидим советскую власть. У вас синдром Бендера, у меня – Монте-Кристо. Если бы мы махнулись синдромами, не глядя, баш на баш, то я бы знал, что делать со своим. И сейчас знаю. Впрочем, вы тоже знаете.

А знаете, кто притормозил вас, когда вы уж было собрались шесть лет назад в командировку в Штаты?… Я… Скромно и тихо, без тени торжества повторяю: я. И, конечно, если бы не я, вам удалось бы провезти с собой или переслать с зарубежными гостями вашего зятя, скажем, колье княгинюшки Белобородовой. Затем свалить и провести остаток дней в Голландии. Так примерно рисовалось вам ваше будущее? Я уж не говорю о двадцативосьмилетней бело-розовой, как топленое молоко моей бабки Анфисы, голландке, которую вы забрызгали бы своей грязной спермой и произвели на свет пяток мальчуганов с тухлыми генами, абсолютно лишними и ненужными славному голландскому народу…

В круиз средиземноморский не пустил вас тоже я. Да! Угадали! Торжественно открыть в Индии мясокомбинат тоже никак не мог я вам позволить. Я пас вас, теленочек вы мой, пас и не брал только потому, что внутренне не дозрел еще до последнего разговора с вами. Но не раз бросало меня в черный пот от мысли, что вдруг каким-нибудь странным образом из-за советского распиздяйства, недогляда, случайности, наконец, удастся вам намылиться из пределов обворованного Отечества, а мне утречком сообщают эту новость, и я глупо раскрываю свою варежку, затем сжимаю желваки и, полный мудак, страстно обдумываю, как бы похитрей водворить вас обратно… Ужасно.

А вот понимаете вы, что вполне в моих силах переправить себя, вас и наши камешки через Турцию в ту же Голландию? Давайте попьем кофейку, погрызем греночки, расслабимся, сырные палочки передайте мне, пожалуйста, и колбаски кусок. Благодарю…

Итак, мы уже там. Сидим в кафе, в душе покой, и невозможно представить более комфортабельного пути к далекой еще смерти. А милые голландцы и не подозревают, что за старички, что за персонажи российской истории, удачно выбравшиеся из ее кровавого, свинцового потока, попивают на их глазах кофеек, и один из них провожает сальными глазами молодые упругие попки, рвущиеся на волю из джинсов, и спрашивает другого, нежно укрывшего в громадной лапе, как в теплом гнезде, беленькую, чтобы она, не дай бог, не остыла, чашечку турецкого кофе, спрашивает, урча от счастливейшего из возможных под луной состояний – стариковской беззаботности: а не сыграть ли нам, гражданин Следователь, в шахматишечки-шашечки? И тот, другой, обращающий на себя внимание прохожих голландцев скучной лошадиной рожей с оловянными глазами, тихо и печально, что никак не вяжется с его внешностью, и, соответственно, изумляя добрейшего официанта, тот, другой, горько и задумчиво отвечает: нет, не сыграть, ибо не переплывут через Лету царь с царицей на ладье деревянной в Екатеринбург, не причалит ладья деревянная к стенке, к той самой, с нее не смыло Время мальчишеских буковок «па-па+мама=любовь», принцесс и принцев, через смертную стенку обратно в живое бытие и не выронит цесаревич Алеша в проломе стены из сердца пульку, что тогда залетела в него, не нагнется поднять ее и не скажет Алеше царь-батюшка: мы Вас ждем, Алексей!…