Том 1

В дормезе напротив, где прежде, при свете фонаря, я видел мое собственное отражение, отраженное рефлектором, показалась теперь иная, тоже человеческая, фигура. Она также сидела в кресле, но это было уже не прежнее отражение, но вполне самостоятельный, правда, неясный, светящийся каким-то фосфорическим блеском живой человек… и он создан был из ничего…

XXX

Буквально из ничего… Сначала почти ничего и не было… Самый образ — или, пожалуй, тень — был неясный и прозрачный, как стекло! Мне прекрасно виден был сквозь него весь дормез до мельчайших подробностей и углубление для головы, и спинка, и локотники… Это было нечто бесформенное и бесцветное… Просто какое-то неясное, расплывчатое пятно молочного оттенка… Но, тем не менее, это нечто существовало. Существовало совершенно самостоятельно и, несомненно, было гораздо более реальным, чем простое отражение, преломленное в стекле. Прошло несколько минут; тень становилась все яснее, и я угадывал уже, я чувствовал, я знал, что это существо, которое обладает телом, которое имеет власть… Может быть, даже оно живет…

Да, теперь более нельзя сомневаться — это живое существо, в жилах которого движется кровь. И не из ничего произошло оно, а для меня неотразимо ясно, что это…

Тогда еще большая слабость овладела мною. Я уже ничего не видел и не слышал. Точно черная завеса отделила меня от остального мира. Мне казалось, что я умер и меня завернули в саван…

Сознание ко мне вернулось не скоро: думаю, это случилось уже значительно позднее. Впрочем, сказать наверное ничего не могу.

Первое лицо, которое я увидел, придя в себя, было лицо графа Франсуа; он старался привести меня в чувство.

Я глубоко вздохнул и отнял руки от локотников, в которые так и впились мои пальцы…

Граф выпустил из своих рук мою голову, обтер мне лоб и ушел.

Тогда я стал смотреть… И увидел, что в другом дормезе сидит человек. Человек этот был ужасно похож на меня. Совсем, совсем такой же…

Я глядел на него и не знал, я ли это или он, и кто, собственно, теперь я? Я не мог решить, представляем ли мы собою одно существо или двух разных лиц… С бесконечным усилием удалось мне поднять руку, хотя веса в ней почти не было. Я хотел знать, поднимет ли вместе со мною руку и он, должен ли будет сделать в точности тоже движение, что и я? Но нет, поднялась только моя рука, а он оставался сидеть неподвижно… Значит, нас двое, двое различных, живущих отдельной жизнью людей! Конечно, это живой человек, не призрак, не выходец с иного света. Никаких атрибутов мертвеца на нас не видно: ни савана, ни покрова. Он одет, этот человек, одет в такую же одежду, как и я!

Я посмотрел на свое платье. Я знал, что на мне был новый хорошо сшитый костюм. Теперь он казался старым, выношенным до последней степени. Вся материя просвечивала насквозь и едва держалась на моем теле…

И сам я чувствовал себя таким же старым, таким же до бесконечности изношенным…

Но к чему я пишу все это?.. Ведь я прекрасно знаю, что вы, в чьи руки попадет этот рассказ, все равно не поверите мне…

Но, во всяком случае, знайте, что я вовсе не сошел с ума. Да и разве мог бы безумный так воскресить в своей памяти прошлое во всех его подробностях и так ясно разобраться во всем? Конечно, нет!

Вспомните и то, что я скоро умру. Мне не приходится поэтому лгать, а значит, и другим нет оснований не доверять моей искренности…

Но все-таки к чему я пишу все это?.. Все равно никто не поверит мне…

XXXI

Человек поднялся со своего кресла и направился к двери.

У него была такая же походка, как и у меня. Когда он вставал, мне показалось, что это я делаю усилие, чтобы подняться: я ясно почувствовал, как напряглись мускулы моих ног. При каждом шаге его, у меня сокращались мышцы по всему телу, как будто я делал те же движения, что и он.

Дойдя до дверей передней, он взялся правой рукой за ручку двери и остановился, словно ожидая чего-то.

Тогда я услышал голос маркиза Гаспара и с трудом узнал его звуки — таким утомленным, слабым, разбитым показался мне этот голос: скорее всего, можно было подумать, что маркиз говорит шепотом:

— Документ, — едва слышно вымолвил он.

Перед моими глазами выросла могучая фигура виконта Антуана и заслонила собой человека. Но, тем не менее, я видел, — сам не знаю, каким образом, — как виконт засунул в карман к человеку мой бумажник и письмо артиллерийского полковника.

— Теперь все, — сказал виконт.

Человек открыл дверь и вышел.

Он был теперь в передней, а я, несмотря на стены, разделявшие нас, продолжал видеть его. Я не могу сказать, чтобы смотрел на него именно сквозь стены и своими собственными глазами… Нет, то было какое-то особое сверхчувственное зрение, но все же мой взор неотступно следил за человеком, ни на минуту не теряя его из виду; скорее было похоже, что я гляжу на мир также и его глазами… И эти глаза видели даже яснее моих обыкновенных глаз…