Том 1

Помнится, на углу улицы Ревель и площади Свободы мы чуть было не раздавили ребенка, который играл, сидя на краю тротуара…

На Страсбургском бульваре, из-за большого скопления экипажей, пришлось ехать тихо. Не быстрее ехали и между тесными рядами домов бесконечной улицы Святого Иоанна Барского… Здесь трамваи то и дело пересекали нам путь. Под мостом железной дороги из группы рабочих, застигнутой врасплох нашим автомобилем, послышались, кажется, проклятия. Но свисток проходившего поезда помог нам их не расслышать… Вот наконец исчезли и последние дома предместья. Начинались поля по обеим сторонам грязной прямой дороги.

Деревня Ля-Валетт — первая на пути из Тулона к Ницце. Мы въехали в нее. И справа и слева с визгом бежали к нам ребятишки. Я посмотрел на свои часы. Еще не было половины четвертого. Тем не менее я опустил переднее стекло и тронул за плечо шофера:

— Как кончится эта мостовая, дадите полный ход? А?..

— Слушаю, капитан.

Скоро мотор понесся по прямой, как стрела, ровной дороге. Направо, на холме, показалась деревушка, увенчанная руинами старого замка. И вид этих развалин невольно вызвал в моей памяти образ дорогой для меня женщины… Здесь в первый раз, год тому назад, встретил я ее, мою Мадлен… И воспоминание о ней и об этой встрече целиком захватило меня… А мотор продолжал свой путь. Задумавшись, я потерял чувство времени и очень удивился, когда впереди показались первые дома Солье…

Без двадцати минут четыре мы поравнялись с ними. На дороге ждал уже мой вестовой, держа лошадь в поводу. Шофер так круто остановил, что я чуть не упал.

Через минуту я уже был в седле. У порогов своих дверей местные кумушки принялись судачить по поводу моего неожиданного появления и столь же стремительного отъезда. Одна из них звонким провансальским голосом кричала:

— Вот так погодку он выбрал, чтобы покрасоваться на своей лошади!..

Мне кажется, эти слова были последними словами обычных людей, которые мне привелось услышать в этот день… В последний день моей жизни…

IV

Я находился уже на пути к Эгюйер. Дорога была хорошая, не слишком скользкая, но и не жесткая. Моя лошадь шла скоро, крупной, размашистой рысью. Это был превосходный конь — мой большой любимец. Звали его Зигфрид. Мы успели с ним привыкнуть друг к другу; у него не было не только никакого порока, но и вообще недостатков, о которых стоило бы упоминать.

Одним духом доставил меня Зигфрид в Эгюйер, простую деревушку, лежащую у подножия последних отрогов цепи Мура. Отсюда дорога испортилась. Она пошла теперь вдоль обрыва, по течению небольшого светлого ручья и, следуя за его излучинами, делала самые неожиданные повороты. Я смотрел, как вода отражала в себе свинцовые тучи, и по расходящимся кругам на поверхности понял, что снова дождь. Между тем дорога, теперь уже собственно тропинка, взяла влево; вокруг начиналась совершенно пустынная местность.

Внезапный крутой подъем заставил меня подобрать поводья. Когда я перебрался через уступ скалы и стал снова спускаться по наклонной плоскости, передо мной открылся вид на Гран-Кап. До сих пор его скрывала горная цепь Мура. Он сразу отчетливо обрисовался на горизонте, величественно подымаясь среди остальных вершин. Его можно было бы видеть весь — снизу доверху, если бы не тучи, которые низко висели над ним. Клочья тумана ползли по его склонам, и под их покровом исчезала граница между расположенными внизу полями и дикими верхними частями Гран-Капа.

И словно какое-то предчувствие наполнило тревогой мое сердце… Я представил себе весь риск, всю опасность моего путешествия на ощупь, по едва заметной тропинке, когда наступит вечер… И пока было еще довольно светло, я пустил свою лошадь в галоп…

Случалось, Мадлен сопровождала меня в небольших утренних прогулках верхом. Оберегая наше счастье от завистливого любопытства посторонних глаз, мы выезжали с нею до восхода солнца. И под сенью сосен скакали мы бок о бок, наслаждаясь ароматом теплого и душистого воздуха…