Том 1

Всю ночь напролет костром горит моя голова,
Мысли летят и гибнут, как в огне мотыльки,
Прямо в душу мою бьют кулаками слова,
Бьют, как в плотину волны набухшей ливнем реки.

Я для начала пробую написать о любви.
Бегут строка за строкою по бумаге бегом:
«Руки твои… Губы твои… Брови твои…»
Нет, не могу! Мне надо в эту ночь о другом:

«Мы взяли воду за горло. Нам власть над ней по плечу!
Глотай же ее, пустыня! Стань зеленой кругом!»
Но нет, я и об этом, оказывается, не хочу!
Будет и про пустыню. Но в эту ночь о другом:

«Мама, милая мама, наконец не буду в долгу,
Напишу о тебе, о самом мне до слез дорогом!»
Но, написав две строчки, я чувствую: не могу!
Нет, не могу! Я должен в эту ночь о другом!

Так почти до рассвета костром горит голова,
Мысли летят и гибнут, как в огне мотыльки,
И бьют кулаками в душу неродившиеся слова,
Бьют, как в плотину волны набухшей ливнем реки.

Но наконец под утро, расталкивая слова,
Мысль о войне и мире решает ночной спор:
На плаху войны положена планеты голова, —
Кто же из рук убийцы вырвет его топор?

Позор моего молчания растет в глазах, как гора!
Если не я, то кто же выйдет на бой с врагом?
Через поля бумаги бегу со штыком пера:
Сегодня только об этом — и ни о чем другом!

ОРКЕСТР

В оркестре были мастера чудесные,
Трудились, не крича про свой талант.
Но бомбою замедленного действия
Упал к нам с неба новый музыкант.

Считая ожидания бесплодными,
Он к славе побежал, не чуя ног,
На голову, пустую и холодную,
Спеша надеть хоть краденый венок.

Он ловко путал музыку с клеветами,
На каждого сажая по пятну.
Он всплыть хотел, считая, что для этого
Полезно всех других пустить ко дну.

Мы поначалу даже не усвоили
Всех перемен фальшивого лица,
А тех, кто заподозрил, успокоили:
— Ну что ж, одна паршивая овца…

Нам надо было заниматься нотами,
А он был так напорист, так речист,
Что оказалось вдруг его заботами —
Все в пятнах! Только он, как голубь, чист!

Он, не создавший ни одной мелодии,
Гремел, свергал, то «против» был, то «за»!
И смешанное с подлостью бесплодие
В конце концов нам бросилось в глаза.

Чтоб он сошел с трибуны, настояли мы.
Нет, мы не стали рук ему вязать!
Напротив, подвели его к роялю мы,
Но он, увы, не мог ни ноты взять!

* * *

Чтоб оценить иные дарования,
Их надо сдвинуть с их привычных мест.
Мораль сей басни шире, чем название.
«Оркестр» — при чем тут, собственно, оркестр?

Аскад Мухтар

«Встал. Улица белым-бела…»

Встал. Улица белым-бела,
У двери робкие следы…
Зачем ты ночью здесь была?
Мой дом сожгла. Меня сожгла.
Чего под пеплом ищешь ты?

«Чабан в горах, высоко от подножий…»