Медленно, словно влезая в гору,Добрался до города своего.Милый город. Любимый город…Собрать пожитки и вон из него!Город, свидетель его здоровья,Теперь, когда он от бессилья стонал,Вечно стоял бы у изголовья,О прежней работе напоминал.Уехать! И вот в городке на ВолгеНашелся ему постоянный приют.Летом за окнами парни подолгуПротяжные волжские песни поют.Зимою за окнами бури подолгуВетром и снегом о землю бьют.Стоит на обрыве над самой ВолгойОдноэтажный дощатый приют:Он жил в этом доме, еще не веря,Что правы болезни и доктора.Как птица, спалившая крылья и перья,Он пал в этот город. Была пораВетров и волнений. Река взрываласьИ выла, когда он попал сюда,И красное пламя листьев врывалосьИ плыло по опустелым садам.Как ждал он! Нетерпеливо, ужасно,Необъяснимо, упорно ждал.В постели, на улице, ежечасно,Ежеминутно, везде, всегда.Он ждал потому, что ему невозможнымКазалось безделье. Он ждал потому,Что слишком невыносимо тревожнойБыла тишина в этом тихом дому.Он знал — не будет выздоровленья…Но ждал его. Каждое утро емуКазалось: не так трясутся колени,Не так он болен. Ждал потому,Что не поверил в свою тюрьму.Но в душную полночь под Первое маяПаралич к стенке его припер.Лежал неподвижно, не понимая —На что надеялся до сих пор?Он вспомнил: цветы на Марсовом поле..Зеленая утренняя вода…Ему казалось тогда, что он болен,Но разве он мог представить тогда:Пол, потолок и четыре стенки,Подушки за высохшею спиной,Чужие, негнущиеся коленки,Смирно лежащие под простыней.Светало… За окнами праздничный лагерь;Единственный «форд» повсюду сновал,Натиск плакатов, цветов и флаговВ узкую улицу заплывал.Вот полковые трубы узнал он —Врывается в окна их медный закон…Властные звуки «Интернационала»В постели навытяжку слушает он.И братская медь поднимает и будит,Сурово толкает его вперед,И кажется, долго он жить еще будетИ не скоро еще умрет.6