Коричневый. Два недавно освистанных сочинителя! Леандр и Марцелл, каждый написал комедию и отдал ее для постановки дирекции театра. Они много говорят друг с другом о своем творчестве, оба, как полагается, курят друг другу фимиам, а про себя каждый думает: «Как это угораздило его… и т. д.». Но вот пьеса Леандра поставлена и освистана. Марцелл от души негодует на обрушившуюся на коллегу несправедливость… виной игра… тупая публика и т. д., но при этом каждому, с полной убежденностью, заявляет: «Пьеса никуда не годилась, и судьи, сидевшие внизу в темноте, судили по справедливости!» Леандр немного пришиблен и думает: «Неужели жалкая мазня Марцелла затмит мой шедевр?» Наступает роковой день… Комедия Марцелла поставлена и освистана. Леандр приходит, говорит Марцеллу: «О мой дорогой товарищ по несчастью!» — и заключает его в объятья. Леандр вздыхает: «Так обходится судьба с нами, непризнанными талантами!» И объединенные в страдании злосчастьем и болью, оба садятся и распивают, довольные друг другом, бутылку доброго вина. А как только Марцелл вышел, Леандр сказал: «О Марцелл, твоя комедия была довольно убога, и досталось ей поделом!.. Нет, такой чепухи я не писал, меня погубили козни молокососов-критиков». А как только вышел Леандр, Марцелл сказал: «О Леандр, как мог ты думать, что твои вялые шутки будут иметь какой-то успех?.. А моя пьеса… Моя великолепная пьеса… загублена гнусными кознями!..» Затем оба сходятся на том, что барабан взял чуть быстроватый темп, а дудки подстроились к трем «ля» смычковых, что признает присутствующий при разговоре музыкант. Мнения вежливо расходятся лишь в вопросе о том, в какой пьесе особенно отличились барабанщик и дудочник, и все присутствующие хором гудят: «Кто тут судья?»
Серый. Восхитительно, в самом деле!.. Но оба, конечно, какое-то время ужасно наседали на бедного директора, пока не уговорили его поставить их пьесы, которые, конечно, и в самом деле мало чего стоили, ибо, что бы ни говорили, у публики есть верное чутье. Какие горькие посыпались, наверно, рецензии!
Коричневый. Вы, кажется, испытываете великое отвращение к рецензиям?
Серый. В самом деле, каждая рецензия с нападками на мой театр, на моих актеров — для меня нож в сердце. Просто терпеть не могу, когда на меня ополчаются, игнорируют мой неустанный труд, ругают меня за то, что начато мною по зрелом размышлении. Слава богу, я наконец добился того, что критики моего театра — это мои друзья!
Коричневый. Что вы говорите? Если я верно вас понял, то теперь вы сами, через посредство друзей, рассуждаете о собственном театре?
Серый. Не могу отрицать, что стараюсь пресечь всякие кривотолки о моем учреждении тем, что сам, как человек, посвященный в глубокие театральные тайны, говорю с публикой через друзей.