Том 1

Ещё большая неудача постигает нашего «Пруссака», когда он принимается отрицать, что «религиозное чувство» является источником королевского кабинетского указа.

Почему религиозное чувство нельзя считать источником этого указа? Потому, что он — «весьма трезвое выражение христианского искусства управления государством», «трезвое» выражение той доктрины, которая «считает, что никакие трудности не могут устоять перед единственно признаваемым ею лекарством — перед добрым умонастроением христианских сердец».

Разве религиозное чувство не есть источник христианского искусства управления государством? Разве не на религиозном чувстве покоится такая доктрина, которая в добром умонастроении христианских сердец видит панацею от всех зол? Разве трезвое выражение религиозного чувства перестаёт быть выражением религиозного чувства? Больше того! Я утверждаю, что такое религиозное чувство, которое отказывает «государству и органам власти» в способности «исцелять большие бедствия» и ищет их исцеления в «единении христианских сердец», весьма высокого мнения о себе и весьма упоено самим собою. Только охваченное упоением религиозное чувство может, — как это признаёт «Пруссак», — видеть всё зло в недостатке христианского чувства и потому указывать органам власти на «увещевание», как на единственное средство для укрепления этого чувства. Создание христианского умонастроения — такова, по мнению «Пруссака», цель кабинетского указа. Религиозное чувство, — разумеется, когда ему присуще упоение, а не трезвость, — считает себя единственным благом. Всякое зло, какое оно встречает, оно относит за счёт отсутствия религиозного чувства, ибо если единственным благом является религиозное чувство, то только оно и может творить добро. Поэтому продиктованный религиозным чувством кабинетский указ совершенно последовательно диктует другим, чтобы они руководствовались этим чувством. Политик с трезвым религиозным чувством не стал бы в своей «растерянности» искать «помощи» в «увещевании, в благочестивой проповеди, призывающей к укреплению христианского умонастроения».

Итак, каким же путём так называемый «Пруссак» доказывает газете «Reforme», что кабинетский указ не является порождением религиозного чувства? А тем именно путём, что он везде изображает кабинетский указ как порождение религиозного чувства. Можно ли от такой нелогичной головы ожидать понимания социальных движений? Послушаем его болтовню об отношении немецкого общества к рабочему движению и к социальной реформе вообще.

Будем различать, — чего не делает наш «Пруссак», — различные категории, соединённые в выражении «немецкое общество»: правительство, буржуазию, прессу и, наконец, самих рабочих. Тут речь идёт о различных массах. «Пруссак» соединяет все эти массы вместе и выносит им, со своей возвышенной точки зрения, огульный приговор. Немецкое общество, по его мнению, «ещё не дошло даже до предчувствия предстоящей ему реформы».

Почему у немецкого общества нет этого инстинкта?

«Такой неполитической стране, как Германия», — отвечает «Пруссак», — «невозможно доказать, что частичная нужда фабричных округов есть дело, касающееся всех, и тем более невозможно доказать ей, что нужда эта является злом всего цивилизованного мира. Это явление немцы рассматривают так, как если бы речь шла о каком-нибудь наводнении или голоде, имеющем местный характер. Поэтому король видит причину данного явления в нераспорядительности администрации или же в недостатке благотворительной деятельности».

«Пруссак», следовательно, объясняет это превратное понимание бедственного положения рабочих особенностями неполитической страны.

Все признают, что Англия — страна политическая. Признают также, что Англия — страна пауперизма, даже само это слово английского происхождения. Поэтому, наблюдая положение вещей в Англии, можно лучше всего изучить отношение политической страны к пауперизму. В Англии нужда рабочих — не частное явление, а общее; она не ограничена фабричными округами, а распространяется также и на сельские округа. О вызываемых ею движениях протеста уже нельзя сказать, что они находятся только в процессе возникновения: вот уже почти целое столетие, как они здесь периодически повторяются.

Как же смотрит английская буржуазия и связанные с ней правительство и печать на пауперизм?

Поскольку английская буржуазия считает, что в появлении пауперизма виновна политика, постольку виг признаёт причиной пауперизма тори, а тори — вига. По мнению вига, главным источником пауперизма являются монополия крупной земельной собственности и законы, препятствующие ввозу хлеба. По мнению тори, всё зло — в либерализме, в конкуренции, в чрезмерно развившейся фабричной системе. Ни одна из партий не ищет причины в политике вообще, но каждая видит её только в политике другой, противостоящей ей партии; о какой-либо реформе общества обе партии даже и не помышляют.