Том 1

Гегель здесь, стало быть, непоследователен с точки зрения своей собственной концепции, а такая непоследовательность есть приспособление. Политически-сословный элемент в современном смысле, в том смысле, в каком его и берёт Гегель, есть осуществлённое, положенное отделение гражданского общества от его частного сословия и существующих в последнем различий. Как же может Гегель рассматривать частное сословие как разрешение внутренних антиномий законодательной власти? Гегель хочет средневековой сословной системы, но в современном значении законодательной власти, и он хочет современной законодательной власти, включённой, однако, в средневековую сословную систему! Это — синкретизм наихудшего сорта.

В начале § 304 сказано:

«Политически-сословный элемент в своём собственном определении содержит, вместе с тем, различие сословий, уже существовавшее в прежних сферах».

Но политически-сословный элемент содержит в своём собственном определении различие сословий лишь в том смысле, что он аннулирует это различие, что он его в себе уничтожает, от него абстрагирует.

Если описанным способом крестьянское сословие или, как мы услышим дальше, крестьянское сословие, возведённое в степень, — дворянское землевладение, — делается как таковое моментом, опосредствующим целостное политическое государство, законодательную власть в ней самой, то это играет роль опосредствования политически-сословного элемента с властью государя разве лишь в том смысле, что является упразднением политически-сословного элемента как реального политического элемента. Не крестьянское сословие, а сословие как таковое, частное сословие, являющееся разложением, сведением политически-сословного элемента к частному сословию, представляет собой здесь восстановленное единство политического государства с самим собой. (Опосредствующим моментом является здесь не крестьянское сословие как таковое, а его отделение, в качестве гражданского частного сословия, от политически-сословного элемента; это заключается в том, что его частное состояние создаёт ему особое положение внутри политически-сословного элемента, а следовательно и вторая часть политически-сословного элемента приобретает положение особого частного сословия, и, таким образом, политически-сословный элемент перестаёт быть представителем политического гражданства гражданского общества.) Перед нами здесь уже не политическое государство, существующее как две противоположные воли, а на одной стороне стоит политическое государство (правительство и государь) и на другой — гражданское общество в его отличии от политического государства. (Различные сословия.) Тем самым упраздняется и политическое государство как целостность.

Ближайший смысл удвоения политически-сословного элемента в себе самом, удвоения, играющего роль опосредствования с властью государя, заключается вообще в том, что разделение этого элемента в себе самом, та противоположность, которую он содержит внутри себя, представляет собой его восстановленное единство с властью государя. Основной дуализм между монархическим и сословным элементом законодательной власти нейтрализуется дуализмом сословного элемента в себе самом. Но у Гегеля эта нейтрализация совершается тем способом, что политически-сословный элемент отделяется даже от своего политического элемента.

Что касается землевладения, как источника средств существования, который соответствует-де суверенитету воли, суверенитету государя, и что касается далее семейной жизни, как основы крестьянского сословия, соответствующей-де природному определению власти государя, — то мы к этим вопросам вернёмся позже. Здесь, в § 305, изложен «принцип» крестьянского сословия, «который сам по себе способен конституироваться в это политическое отношение».

В § 306 говорится, что это «конституирование» предпринимается «для политического положения и значения». Оно сводится к следующему: «имущество превращается» «в неотчуждаемое, обременённое институтом майората наследственное имение». Выходит, что «майорат» политически конституирует крестьянское сословие.

«Обоснование майората», — говорится в добавлении, — «заключается в том, что государству недостаточно простой возможности определённого умонастроения; государство должно рассчитывать на нечто необходимое. Умонастроение, конечно, не связано с имуществом, но относительно необходимая связь между ними состоит в том, что тот, кто обладает самостоятельным имуществом, не ограничен внешними обстоятельствами и, таким образом, может беспрепятственно выступать и действовать в пользу государства».

Первое положение. Государству недостаточно «простой возможности определённого умонастроения»; государство должно рассчитывать на нечто «необходимое».

Второе положение. «Умонастроение не связано с имуществом», т. е. умонастроение, полностью соответствующее имуществу, есть «простая возможность».