Раздвинув траву в другом месте, Мишаня и Глеб увидели, как птенец, желторотый и куцый, куда-то изо всех сил скачет по земле, не умея взлететь. Мишаня начал его ловить, чтобы посадить обратно в гнездо.
Большие птички в это время притворялись, что падают в обморок: растопыривали крылья и валились с веточки на веточку — наземь… Глеб хотел подобрать одну, но она ковыляя, ловко ушмыгнула в куст. Глеб сунулся туда, а птичка кувыркалась уже в двух шагах.
Мишаня поймал-таки одного птенца и посадил в гнездо. Но глупый птенец опять выпрыгнул и ускакал сквозь изгородь прямо в Маринкин сад. Мишаня начал перелезать, но его увидела Маринка и заголосила:
— Бабушка-а! Они к нам лезут! Скорей!
Мишаня все равно перелез бы, ни на что не посмотрел бы, но серая спина Психеи мелькнула в картошке, и смолк мельничек.
Сколько потом Мишаня с Глебом ни прислушивались, ничего не услышали, кроме отчаянного чоканья больших мельничков. Да и кому тут было пищать! Кроме Психеи еще две незнакомые кошки уже оказались тут как тут, слушали: не пискнет ли где птенец? Будто для них, разбойниц кровожадных, мельнички приготовлены.
Хорошего камня под рукой не оказалось, запустил Мишаня палкой, да что от палки толку…
Хотел расправиться с Колюнькой, но сообразительный мальчишка уже очутился в Маринкином саду и опасливо выглядывал из-за спины Маринкиной бабушки, а потом и совсем скрылся. Свой гнев Мишаня сорвал на сестре Верке.
— Мишаня, у меня до тебя дело важное… — начала она, явившись в сад.
— Какое тут может быть дело! — завопил Мишаня. — «Дело, дело», а кошки всех мельничков поели!..
— Что за мельничков? — не поняла Верка.
— Что! Не знаешь что! Птицы такие! Распустили тут собачат, полон двор их набежало!
— Каких собачат?
— Каких! Колюнек всяких косопузых! Спасенья нет!
— Ты сам его пустил… А при чем тут мельнички?
Глеб коротко оказал ей о приключившейся с мельничками беде.
— Это я видела! — обрадованно воскликнула Верка. — И не знала.
— Не знала! — бесновался Мишаня. — Она не знает, а они всех переели!
— Он все возле смородины околачивался, я грядку полола, видела… — не обращая внимания на Мишанины вопли, рассказывала Верка Глебу. — Походит, походит, крикнет: «Эй ты!» Послушает, потом опять: «э!» Потом начал разговаривать с кем-то, грозиться: «Эй, лизень, слышишь? Уходи от нас! Ты зачем прилез?» Я думала, это он так играет.
— Думала! Ты б лучше не думала, а взяла хворостину хорошую, — никак не мог успокоиться Мишаня.
— Кидался туда комками, — не слушала Верка. — Потом кричит: «У нас есть ружье! Лучше тебе убежать! Пошел за ружьем! Кто хочет, пускай убегает…» Сходил во двор, принес лыжную палку. Спрашивает: «Ты еще тут?» И давай этой палкой в кусты ширять, тут птицы, или, как вы их зовете, мельнички, запищали…
— Не-ет, взять хворостину потолще… — начал опять Мишаня, Глеб вдруг заспорил:
— Зачем же его хворостиной? Он не виноват. Он же не знал, что там мельнички, он думал, лизень… Хотел его прогнать для нас. Этот Колюнька, наверное, будет какой-нибудь герой.
— Геро-ой? — снова завопил Мишаня. — Мельничков уже нету, а ты — «герой»? Сам его сюда приучил, лизня этого дурацкого выдумал, да еще герой! Никакого гнезда нигде не устроишь через вас, собак. Уходи из моего сада!
Глеб надулся, отвесил губу и сказал:
— Могу и уйти… и больше не приду…
И пошел по дорожке.
— И не приходи! — крикнул Мишаня, потом взялся за Верку: — И ты иди отсюдова, покуда я хворостину…
— Дурак… — И Верка, выставив подбородок, пошла вслед за Глебом.
— Я вам дам… — грозился Мишаня, уже остывая. — Я дам… мельничков есть!..
— Мы их, что ль, ели? — обернулась Верка.
— Через вас!
Они ничего не ответили.
Обойдясь столь сурово с лучшим другом и единственной сестрой, Мишаня особенно не горевал: по крайней мере, никто больше не будет надоедать, мешать и соваться не в свое дело.
И Мишаня решил посвятить свою жизнь искоренению на Гусиновке всех кошек, вплоть до самого маленького котёнка. Хватит им тут кишеть и ловить ни в чем не повинных птичек!
Как только он разделается с последней кошкой, птичий народ заживет, ничего не боясь. Станет спокойно выращивать своих птенцов, свободно обучать их всем птичьим наукам, и никто на них не выпрыгнет из куста, не схватит зубищами их желторотого куцего птенчика.
И разведутся по всей Гусиновке не только мельнички, но даже и соловьи, прослышав, какие прекрасные тут созданы Мишаней условия для выращивания и воспитание детей.
Кошачьи шкурки можно скапливать, а когда наберется штук сто или двести, то лучше всего сшить из них покрышку для вигвама, как подробно рассказано в книжке «Маленькие дикари».
В первую очередь будут уничтожены кошки, съевшие мельничков, особенно Психея, да и остальных Мишаня хорошо приметил, не скроются никуда, сразу узнает.
Конечно, будь ружье, Мишаня разделался бы со всеми кошками куда быстрее, но раз ружья нет и не предвидится, то придется полагаться только на свой ум и смекалку. Эх, не догадался Глеб захватить из тайги хоть плохонькое ружьецо…
Такое важное дело откладывать было нельзя, и Мишаня тотчас принялся строить ловушки.