Толстый мальчишка Глеб

— Гляди-кось, какой богатый! — развеселилась тетка Федотьевна. — А кто ж они такия, дозвольте поинтиресоваться, коль не секрет?

— Никакого секрета: Розка и Лариска.

— Во-она! У табе, малый, губа-то ня дура! Стало быть, ты их уже просватал, а то как же они в нявестах очутились? Их-то спрашивал аи нет?

— А чего мне спрашивать? Буду я еще спрашивать!

— Ловко! Но только я табе скажу, что мечты эти твои напрасные… Они девочки культурненькие, на пианине учатся, не с тобой сравнять!.. Глянь на себе: грязнай да оборватый, чисто Меркушка-разбойник!

— Это так… — оглядел себя Гусь. — А дома у меня такой костюмец имеется, что тебе и во сне не снился!..

— Куды мне… — поджала губы тетка Федотьевна. — Уж твой гардироб известнай!..

В разговор вмешался Глеб:

— Никакая мне невеста не нужна! Зачем она мне?

— Так полагается, — сказал Гусь. — У нас все девчата чьи-нибудь считаются…

— Да у меня уже есть: тунгуска в тайге!

— Ктой-то, ктой-то? — заинтересовалась тетка Федотьевна, собравшаяся было уходить.

— Тунгуска… Народ такой живет в тайге… Одежды у них из шкур, бисером расшиты!.. Белку бьют, соболей! Их тоже две сестры: одна моя невеста, другая — брата Руслана. Косы до пяток!.. На медведей с ножом ходят!..

Тетка Федотьевна не стала слушать, а махнула рукой и пошла, сказав:

— Вижу, парень, бряхать ты здоров!..

— Почему… — Глеб покраснел. — Ничего не брехать, а правда…

— Не обращай внимания, — сказал Гусь. — Говори дальше про медведей, ну и что они?..

— Раз не верят…

И Глеб замолк.

— Ладно, там в тайге как хочешь, а тут пускай Розка считается твоя… — упорствовал Гусь, а если он забивал себе что в голову, то никакие силы не могли заставить его отступиться. — Без этого нельзя у нас состоять.

— А у вас у всех, что ли, есть? — слабо защищался Глеб.

— У всех!

— А у тебя? — обратился Глеб к Мишане.

— Да есть… — ответил Мишаня неохотно, на что имелись свои причины.

— Раз так, то ладно, — согласился Глеб, а Гусь гаркнул:

— Порядок!

— А все-таки испугался ты свиньи! — торжествующе сказал Глебу Братец Кролик.

— Я не испугался…

— А почему же ты икать перестал?..

И только тут все заметили, что икота у Глеба прошла.

КАК ГЛЕБ СОЧИНИЛ ПИСЬМА

На Гусиновке существовал такой порядок: все девочки были поделены между наиболее выдающимися гусиновцами.

Как и когда их делили, Мишаня припомнить не мог, но каждая девочка за кем-нибудь да числилась, хоть некоторые и сами про это не знали, потому что им никто не говорил.

Было, конечно, много недовольных.

Например, Мишане досталась почему-то совсем пустяковая девчонка Нинка по прозванию Николашка. Так ее прозвали насмешливые гусиновцы за пристрастие к песенке «Коля, Коля, Николаша».

Сначала Мишаня всячески боролся против такой несправедливости, но ничего поделать не мог и решил: ладно, пускай пока останется Николашка, а там, глядишь, может, высвободится какая получше…

Откровенно говоря, он имел виды на сестер Розу и Лариску — нарядных, румяных и красивых, как куклы.

Но их обеих захватил Гусь, который и слышать не хотел, чтоб уступить хоть одну.

— Во, видал? — говорил он, показывая свой здоровенный кулачище. — На, нюхай! Пока обе мои, а там погляжу!..

По этой причине сестры выходили на улицу редко, так как отчаянный и придурковатый Гусь выражал свои чувства тем, что с громким гоготаньем стукал их по спине, сталкивал в лужи, дергал за волосы, а когда сестры находились в каком-либо недоступном для него месте (например, смотрели из окна), он принимался крушить подряд всех подчиненных слабее себя.

Но и дома им покоя не было, потому что Гусь любил сидеть у них на крыльце, заглядывал в окна и даже перелезал через забор в сад.

Что говорить про Гуся, когда даже несчастная Николашка сильно портила жизнь Мишане.

Очевидно, она откуда-то пронюхала, кому досталась при распределении, и с тех пор изводила Мишаню своими приставаниями бестолковыми: те и дело попадалась на глаза, часто ходила миме Мишаниного дома, а при встречах здоровалась, даже улыбалась и пробовала заговорить.

Ко всем этим заигрываниям Мишаня относился сурово.

Два дня назад, когда Мишаня шел в одно место по делу, на Николашку и не глядел, она вдруг окликнула:

— Мишаня!

— Чего тебе? — буркнул Мишаня; давая понять, что все ее подходы будут напрасны.

— Мне нужно с тобой поговорить!

— Давай говори, а те мне некогда!..

— Какой ты, Мишаня, грубый… Не умеешь с девочками разговаривать!..

— Не умею, и ладно! Дальше что?

— Ты знаешь, на Крестьянской открылся такой — называется пост коммунистического воспитания?

— Ну, слыхал! Дальше?

— Тебя туда зовут, там знаешь, как интересно! Природу охранять, самодеятельность…

— Чего, я там не видал! А природу нечего охранять, никто ее не украдет!

Мишаня захохотал и пояснил таинственно:

— Не могу я туда идти, я уже в другой совсем шайке состою…

— В шайке? — ужаснулась Нйколашка.

— Да! А что это за шайка — тебе рано знать… В посту у вас — воспитание, а в шайке — совсем другое…

И пришлось Николашке отойти ни с чем.

Теперь, когда Гусь наконец отказался от своих прав на Розу, не мешало бы от надоедливой Николашки избавиться на вечные времена.