Александра Львовна. Василий! Катя! Кто-нибудь!
Вбегает Катюша. Лев Львович отпускает сестру.
Александра Львовна. Катюша, что же ты не уносишь чай!? Уже скоро надо накрывать к обеду.
Катюша. Слушаюсь, барышня.
Александра Львовна. У вас на всё один ответ – слушаюсь, слушаюсь! А кругом пыль, полы не терты, еловые ветки в вазе торчат с Рождества. А скоро уж Пасха!
Катюша. Я хотела убрать, да Софья Андреевна не велела. Ей-богу, барышня!
Лев Львович уходит, насвистывая.
Александра Львовна. Полный дом прислуги, а окна в комнатах черные, одна паутина, не видно ничего!
Катюша
Александра Львовна
Катюша вдруг принимается плакать. Александра Львовна спохватывается, обнимает ее.
Александра Львовна. Ну что ты, милая? Ну, полно, полно! Я же не виню тебя…
Катюша. Барин, Лев Львович, как приехали, проходу не дают… Стерегут в комнатах, щиплются больно. Теперь грозятся, что барыне доложат, будто я… по ночам в деревню бегаю… А я, барышня, ей богу, у батюшки была в последний раз на святки…
Александра Львовна вытирает Катюше глаза.
Александра Львовна. Ну, глупости какие! Ну, полно плакать… Я с ним поговорю.
Из верхних комнат слышен голос Софьи Андреевны.
Софья Андреевна. Саша, Саша, скорее, сюда! Снова приступ! Пошли Адриана за доктором! Катя, неси горячей воды… Скорее же, у
Александра Львовна и Катюша торопливо бегут наверх. Услышавший крики Лев Львович проходит через террасу, с любопытством смотрит вверх.
На шум выходит Илья Львович. Братья молча ждут.
Середина мая, свежая и дружная весна. На перилах террасы выложены сушиться подушки и перины. По ступеням поднимаются Доктор и Софья Андреевна, одетая в шелковую юбку и нарядную блузку с букетиком цветов на корсаже. Доктор снимает шляпу, ставит в углу трость.
Софья Андреевна. Вчера на ночь долго растирала ему живот камфарным маслом, потом положила компресс со спиртом. Ел он сегодня рисовую кашу – я не сказала ему, что там коровье молоко, а то бы не стал… Хотела уговорить его съесть яйцо, но не смогла…
Доктор. А как температура?
Софья Андреевна. Кажется, упала. Он рано поднялся утром, я слышала, как он шаркает. Написал уже какое-то обращение к рабочим… Бедный, как посмотришь на него, на эту знаменитость всемирную – худенький, жалкий старичок. Совсем пожелтел от лекарств. И всё идут эти посетители, без конца…
Доктор
Софья Андреевна. Знаете ли, Сергей Иванович, сегодня я видела сон. Длинная, узкая зала, в глубине фортепиано, и за ним один известный музыкант, наш давний друг, играет свое сочинение. Вглядываюсь: сидит у него на коленях мой умерший сын Ваничка, и я сзади вижу его кудрявую золотистую головку. И мне так радостно и спокойно на душе и от музыки, и от того, что Ваничка здесь… Стукнули ставнями, я проснулась, но мотив музыки ясно помнился мне и наяву. Так всё было реально, так живо, что я невольно заплакала и плакала долго в подушку, чтобы никого не потревожить…
Доктор. Бог с вами, Софья Андреевна, поберегите себя. Как это вы блузку подобрали под пояс, совсем по-французски! позвольте-ка ручку!
Софья Андреевна. Что же, пульс нехорош? Я не удивлена…
Доктор. И пульс хорош, и хозяйка хороша, но констатирую болезнь излишней самоотверженности…
Софья Андреевна. Нет, я не удивлена.
Входят Александра Львовна и Булгаков.
Александра Львовна. Здравствуйте, доктор! А мы со станции!
Булгаков. Льву Николаевичу прислали книги и целый мешок писем!
Александра Львовна. Погода чудесная! Как хорошо на природе! Мама, ты бы тоже погуляла.
Софья Андреевна
Булгаков. Лев Николаевич меня звал? Я поднимусь…
Софья Андреевна. Ничего, не беспокойтесь. Он уснул с час назад. Что это у вас?
Булгаков. Граммофонные пластинки. Новые.
Софья Андреевна. Кто же это заказал?
Александра Львовна. Я, мама. Ты же любишь…
Софья Андреевна. Нет, патефонную музыку я не люблю. Но ты, Саша, конечно, слушай. Тебе скучно здесь. Женщина не может жить одним общественным благом или делами родительской семьи.
Александра Львовна. Ты знаешь мои взгляды, мама, мне вовсе не хочется замуж! Мой идеал с детства – не выходить.