Толпа

— Я посмотрю, кто там, — говорит Джек, погладив ее худое плечо. — Давай ты откроешь бутылку красного, а потом я уложу мальчиков.

Его предложение звучит разумно. Элизабет кивает и говорит: «Ладно», — и тут в дверь снова звонят. Они повесили колокольчики над всеми дверями в доме, чтобы Клемми слышала, когда кто-то приходит и уходит. Колокольчик над входной дверью звенит, и Джек от удивления едва сдерживает смех, когда видит, кто пришел. На крыльце с корзиной всякой всячины стоит Эш, а позади него Брай, которая выглядит так, словно ее сейчас стошнит.

Джек открывает рот, но теряет дар речи и просто недоуменно качает головой.

Эш начинает говорить. Кажется, это заранее отрепетированная речь:

— Слушай, Джек, мы не собираемся заходить и даже не надеемся, что ты с нами поговоришь. Просто хотели принести вам это, чтобы вы знали: что мы все время о вас думаем, мы рядом, и если…

Но Джек не позволяет Эшу закончить предложение:

— Ну так оставьте всю эту дрянь на пороге, как делают другие. Кажется, я тебе ясно дал понять, когда ты подкараулил меня в больнице: мы не хотим вас видеть, — он смотрит на Брай. — Никого из вас. Так что оставьте нас, черт побери, в покое.

Он собирается захлопнуть дверь, но вдруг — «Джек? Что происходит? Кто…» Он слишком громко говорил, и теперь к нему подходит Элизабет. Увидев за дверью Брай и Эша, она замирает. Джек чувствует, что у нее разрывается сердце. Ее глаза устремлены на Брай, и она не отводит их.

— Элизабет, я… Я так, так…

У Брай дрожат губы, она не может говорить. Опускает голову, зажимает рот рукой и начинает рыдать. Элизабет стоит не шелохнувшись.

Эш подхватывает:

— Элизабет, мы сказали Джеку, что хотели занести это вам. Альба сделала Клемми несколько подарков, так что… И еще тут письмо, и подарки для вас и для мальчиков. В общем, вот.

Он указывает на корзинку у своих ног, но Элизабет по-прежнему не сводит глаз с Брай. Когда она наконец начинает говорить, ее слова адресованы Брай и только ей.

— И о чем же ты сожалеешь?

Брай смотрит Элизабет в лицо, чтобы понять, насколько серьезно она говорит.

— Да, Брай, я хочу знать, за что ты извиняешься. Ты сожалеешь о том, что наша дочь ослепла? Или о том, что это по твоей вине она больше не сможет видеть?

Глаза Брай в ужасе расширяются. Кажется, она вот-вот убежит, но Эш берет ее за руку. Он продолжает говорить спокойно, как профессиональный переговорщик:

— Элизабет, здесь нет ничьей вины. Никто не сможет доказать, что Альба или Брай заразили ее. Было столько мест, где она могла…

— Я не спрашивала тебя, Эш. Я спрашивала крестную Клемми. Женщину, которая поклялась ее защищать, — Элизабет спокойно поворачивается к Брай, ее голос полон презрения. — Ну так что?

— Элизабет, я прошу прощения за все. За то, что мне не хватило сил сказать тебе правду, за то, что я не была хорошей подругой, и больше всего за то, что случилось с Клемми.

Брай не поднимает головы, она смотрит в землю. Элизабет не отвечает, она лишь кивает и выглядит так, словно хочет наступить Брай на лицо.

— Но ты, похоже, не понимаешь, что, если бы этого не произошло с Клемми, то произошло бы с каким-нибудь другим несчастным ребенком. Знаешь, что в тебе самое отвратительное? Твой эгоизм. Ты четко дала понять, что считаешь, будто права твоего ребенка достойны защиты больше, чем жизнь моего ребенка. Я ненавижу тебя за это.

Она выплевывает «ненавижу» с шипящим придыханием. Брай пытается справиться с собой. Она зажмурилась, а рукой закрывает рот — чтобы не кричать, а возможно, чтобы ее не стошнило от стресса. Эш крепче сжимает ее руку, на виске у него бьется жилка, и он говорит:

— Элизабет, это несправедливо. Мы здесь, чтобы предложить помощь. Мы хотим помочь…

— Снова хочешь предложить денег, да, Эш? Чудесно. Найди хирурга, который сможет вернуть моей дочери зрение, тогда поговорим. А до тех пор держись подальше от моей семьи, или я вызову полицию.

Эш открывает рот, но Элизабет захлопывает дверь, прежде чем он успевает хоть что-то сказать.

Наступившая тишина звенит у Джека в ушах. Он чувствует себя так, будто ему в сердце только что воткнули огромную иглу. Элизабет не плачет, но ее трясет. Не надо ее обнимать, нет, не сейчас… Поэтому они просто стоят рядом. А затем Элизабет торжественно берет руку Джека в свои и произносит:

— Я собиралась сказать тебе сегодня вечером: я говорила с юристом, Джек. Его посоветовала Шарлотта, — ее глаза сверкают, взгляд острый, решительный. — Я должна что-нибудь сделать. Я хочу, чтобы весь мир узнал о том, что они натворили. Кажется, это единственное, что мы сейчас можем сделать для Клем.

Джек медленно кивает. Единственное.

— Ладно, Элизабет. Если это то, чего ты хочешь.

— Да, я этого хочу. Я много думала и считаю, что только так смогу двигаться дальше, только так мы сможем двигаться дальше.

— Хорошо, послушай…