Толпа

Два часа спустя Эш поднимается наверх с вещами Сары. Одна из сумок, из расписанной вручную ткани, позвякивает, как будто внутри миниатюрная аптека. Едва приехав, Сара тут же накинулась на Альбу, стала рыться в сумочке в поисках очков, чтобы рассмотреть ее рот, лоб и тело под пижамой. Альба хихикала и уворачивалась от бабушкиных цепких пальцев.

— Щекотно, бабушка!

Слышать, как малышка смеется, было так радостно, что Эш не стал просить Сару осторожнее обращаться с внучкой.

Он оставляет ее сумки в свободной комнате и тихо открывает дверь в их с Брай спальню. За последние несколько дней он научился передвигаться по дому бесшумно, как ниндзя, поскольку не хотел, чтобы хлопнувшая дверь или шум шагов потревожили драгоценный сон его девочек. Брай лежит в кровати, но еще не спит. Она шевелится, когда свет из холла попадает в комнату.

— Эш?.. — шепчет она.

— Привет, дорогая, — тихо говорит он, бесшумно подходя к кровати.

— Мама уже приехала?

— Да, она внизу с Альбой.

Брай переворачивается на другой бок и протягивает ему руку. Ее рука влажная, теплая.

— Она ненадолго, на пару дней, обещаю, — говорит она.

— Ну, судя по количеству сумок, которые я только что отнес наверх, я бы сказал, что у нее другие планы, но ты не волнуйся об этом, любимая. Отдыхай.

— Ты… — говорит Брай хриплым голосом, — ты просто чудесный, спасибо тебе большое.

Эш садится на край кровати, не отпуская ее маленькую руку, покрытую пятнами.

— Не за что, Брай. Я люблю тебя. Очень сильно люблю вас обеих и сделаю для вас все что угодно.

Видеть, как они болеют, было пыткой, но в то же время Эш благодарен за возможность доказать им свою преданность. Он находил странное удовольствие в том, чтобы не спать по ночам, и радовался неудобствам и тяготам. Эш обнаружил, что он живой человек, который любит и боится так же, как и все остальные, и ему больше не нужна выпивка, чтобы это доказать. За всю неделю он не брал в рот ни капли спиртного — вдруг придется за чем-нибудь ехать или, не дай бог, везти кого-то в больницу.

Но тут его позитивный настрой пропадает, потому что Брай начинает плакать и в перерывах между всхлипами спрашивает его:

— Ты считаешь, что я эгоистичная дура?

— Что? Зачем мне так думать?

— Из-за всей этой истории с КПК.

— Дорогая моя, хорошая, — он утирает ей слезы. — Я понимаю, у тебя были свои причины, и я тебя не виню.

Он вдруг понимает, что ничего не слышал от Чемберленов и уже давно их не видел. Джек не отвечает на сообщения, что понятно, — но вдруг Брай пыталась связаться с Элизабет?

— Элизабет звонила тебе?

Но Брай качает головой, закрывает глаза и рыдает еще сильнее.

— Нет. Я думала, что ей написать, но так ничего и не написала. Любые мои слова звучат так банально. Она будет в ярости. Не думаю, что она когда-нибудь меня простит.

Эш ничего не отвечает, потому что тоже не может себе представить, что Элизабет их простит.

— Папочка, бабушка говолит, мне можно моложеное, — кричит Альба с лестницы.

Брай находит в себе силы улыбнуться.

— Правда здорово, что она снова такая активная?

Эш целует ее руку:

— Постарайся отдохнуть, дорогая. Я скажу твоей маме, что ты спишь.

Брай кивает и забирается обратно под одеяло, и прежде, чем Эш успевает закрыть дверь, шепчет: «Я люблю тебя». Она не говорила этого несколько недель, и для Эша ее слова звучат даже лучше, чем в первый раз, когда он их услышал.

Вечером Эш уложил Альбу, и, пока Сара готовит овощное рагу, Брай встает и в пижаме приходит к ним на кухню. Увидев дочь, Сара тут же кидается к ней, готовая задушить ее в объятиях, а затем подвергает ее такому же осмотру, что и Альбу — рот, лоб, живот. Она внимательно разглядывает сыпь, поглаживая Брай, кивая и улыбаясь ей, словно она милый домашний питомец.

— Да, все замечательно. Сыпь бледнеет, болезнь почти прошла. Тебе уже лучше?

Брай хмурит лоб и широко открывает глаза, чтобы не расплакаться, но слезы уже катятся по ее красным щекам.

— Ах ты мой птенчик, — Сара готовится к новому мощному объятию. — Любовь моя, я знаю, болеть неприятно, но вы обе в полном порядке и даже стали сильнее, пройдя через это. Так распорядилась природа.

Пока Сара успокаивает ее, Брай смотрит через ее плечо на Эша, и он сразу понимает, что Сара ошибается. Брай переживает не за себя или Альбу. Понятно, что они обе скоро поправятся. Она переживает за Элизабет и Клемми. Брай переживает, что больше никогда не будет пить джин с тоником на кухне у Элизабет и смеяться над тем, как она изображает мамочек из Фарли. Она в ужасе, что они больше не будут крестными у детей друг друга, что Элизабет больше не будет той подругой, которой можно позвонить, когда страшно и одиноко.

Эш качает головой, пытаясь без слов сказать ей, чтобы она так не думала. Они найдут выход, смогут извиниться и получить прощение. Брай не реагирует. Она выворачивается из материнских рук. Сара, довольная, что ее объятия сделали свое дело, спрашивает: «Ну, теперь тебе лучше?» — и спешит к плите, чтобы помешать кипящее рагу.