Толмач

Но дети не хотели уходить без игрушек, и нам со Шнайдером пришлось нагрузиться плюшем, пластиком и куклами. Я взял за руку одного брата, Шнайдер – другого, а Мирзада шла позади с третьим.

– Далеко едет многодетная семья? – сощурился Тилле, встретясь нам в коридоре.

– Скоро приедем, – бодро ответил Шнайдер и сказал мне тише: – Надо побыстрей закончить, пока младенец спит и эти не буянят.

Это «закончить побыстрее» мне совсем не понравилось, но я пожал плечами: как скажете. На лестнице братья подняли вой из-за заячьего хвоста, но я дал им по жвачке, и они, умолкнув и сосредоточенно засопев, на время затихли.

В кабинете мы устроили в углу аренку из стульев, сложили туда все игрушки, запас бумаги и карандашей. Мирзада села у стола. Младенец Зульбаган, к счастью, пока спал.

Шнайдер бегло просмотрел скудные данные.

– Откуда она?.. Какой нации?.. Какой язык родной?..

– Она из Дагестана. Это республика такая на Каспийском море. По национальности даргинка. И язык родной – даргинский. Я уже записал все это. И она уже раньше, в полиции, об этом говорила, но чиновники записали почему-то «неизвестны».

– Дело в том, что у нас в компьютере этой нации и этого языка нет, поэтому написали «неизвестны», – объяснил мне Шнайдер, позвонив вниз и все выяснив.

– Мало ли чего в компьютере нет. В реальности же они есть! – возразил я, но Шнайдер был непоколебим:

– Если у нас в компьютере нет, мы всегда пишем «неизвестны».

– Мне все равно, – ответил я, удивляясь такому узколобию: раз нет в компьютере, то и на земле совсем нет – так, что ли?..

В этот момент Альбаганчи дал брату громкую затрещину, тот в долгу не остался. Возня и визги. На шум прибежал сотрудник-сосед, увидел наш цирк и принес шоколадку и чипсы. Братья, забыв слезы, углубились в чавканье и хруст, а мы успели записать первые вопросы, причем все ответы Мирзада начинала со слов: «Я нэ знай, муж знаэт», чем очень рассердила Шнайдера:

– Вы что, свой день рождения без мужа назвать не можете?.. Или адреса не знаете?..

– Эта да, а другой всэ муж знаэт.

Выяснилось, что она с семьей жила в Кизилюрте, на улице Ленина, 3, кв. 11. После школы окончила медтехникум и работала медсестрой в медпункте. Вышла замуж. Пошли дети.

– Сколько их у вас?

– Ну… Три здэс. И один – здэс. – И она указала на живот.

– Да, да, очень хорошо… Будьте осторожны. Моя дочь тоже сейчас беременна, вчера чуть не упала… Так, а где сейчас ваш муж?

– Турма сидит.

– Почему? За что?

– Точна нэ знай, муж знаэт. Мой дэла малэнки была – муж ранэны приводил, я лэчил.

– Каких раненых?

– Не знай, муж знаэт. Из Чэчня, из другой места. Милиц был, ранэны и муж забирал. Потом от муж с турма писмо бил: говорит, я и дэти эхат нада. Бэжат.

– Куда ехать?

– Откуда я знай?.. Утро грузовик-машин нас забирал – и все, тут приехал сразу.

Тут Бальбаганчи отнял у старшего брата последний чипс, что опять привело к стычке. Младенец Зульбаган проснулся и заверещал. Шнайдер поспешил выключить диктофон. Мирзада, отвернувшись, начала кормить младенца грудью, а я разнял детей, переключив их внимание на обрывки плюшевого зайца. Воспользовавшись относительным затишьем, Шнайдер щелкнул диктофоном:

– Давайте по порядку. Что за раненые? Откуда?

Выяснилось, что осенью 99-го года муж несколько раз привозил домой раненых, их раскладывали на первом этаже, приходил врач («Какой, кто?» «Нэ знай, муж знаэт»), давал указания, что и как делать. И она их выполняла: перевязывала, колола, давала пилюли, меняла повязки, выносила судна, мыла, стирала, поила раненых супом и урдой.

– Что за урда? – не понял я.

– Кокнар, э!.. Из мак микстур дэлал, от бол, – пояснила Мирзада.

Кто-то из соседей донес, пришла милиция, увезла раненых и мужа. Что дальше было, она не знает, муж знает, но не говорит, а она знает только то, что ей муж говорит, больше ничего ей знать не полагается.

Мы со Шнайдером переглянулись:

– Видите, как у мусульман дело хорошо поставлено: женщина знает только то, что муж считает нужным, чтоб она знала, – сказал я.

– А у нас бедный муж знает только то, что женщина соизволит ему сообщить. А чаще всего – солгать, – поддакнул Шнайдер довольно печально и тут же вскрикнул: – Возьмите у детей мои ключи! Они их сейчас проглотят! Дайте им лучше вон тот календарь, что за вашей спиной, на полке.

Братья, не без боя отдав ключи, схватили календарь и тут же принялись рвать его на части.

– Ничего, пусть, – махнул рукой Шнайдер. – Что было после того, как раненых и вашего мужа увела полиция?

– Нэ знай, муж знаэт. Он милиц дэнги давала и домой пришла. Один года тиха была, а этот года – опять милиц был, федерал.

Оказалось, что в этом году, зимой, вновь пришла милиция и забрала мужа. Сказали, что прокуратура возбудилась и дело опять открыла. Мирзада думала, что они снова захотели денег.

– Они же уже взяли один раз? – удивился Шнайдер.

Мирзада усмехнулась такой наивности:

– Ну и что? Опят возмит. Они как собак бэшэны, дэнги лубит. Муж нэ дал – эво турма посадил. Потом писмо приходил, муж из турма кричал, эхат нада. Мы машин-грузовик сэл и поэхил. А когда глаз открывал – Гэрмания был.

Шнайдер усмехнулся: