Толмач

– Да уж… Чего ожидать, если там до сих пор судьи сидят, которые при коммунистах людей расстреливали?.. Ладно. Значит, дочь живет отдельно от вас?

– Да с нами она живет, у сеструхи просто прописана. Куда уж немцу наши проблемы понять… – И Савченко-мама, которую мучил жестокий сушняк, почмокала губами и беспомощно облизнулась. Она сейчас была особенно похожа на толстую красную бабу с лубка.

– Пожалуйста, координаты сестры. Есть еще родственники?

– Нет. Одна она у меня.

– А на Западе, за границей?

– У кого?.. У меня?.. Да боже ж упаси! – инстинктивно испугалась она.

– Детей сколько у вас, мадам?

– Двое.

– И все?

Она потупилась:

– Еще один есть, от первого мужа. Но он уже взрослый, отдельно живет…

– Где?

– Где-где?.. В Караганде!.. Не все ли ему равно?! – с агрессией загнанной кошки произнесла она, а я понял, что точного адреса тут не дождешься и бумагу готовить не надо.

– Если старше восемнадцати лет – неважно, – пробормотал Марк, заканчивая писать столбиком цифры и переходя к биографии: где училась, кем работала.

Савченко-мама села прямее, утерлась и начала:

– Училась в Запорожье. В русской школе. Потом в пединститут поступила, на учительницу ботаники. Диплом получила.

– Работали по специальности?

– Нет, не пришлось. То первый брак, то второй, то вот третий… Не до работы, когда дети маленькие.

– Значит, вы домохозяйка? – вывел заключение Марк.

– Была. А как дом родителей продали – менеджером стала.

– О!.. Вот как?.. Любая домохозяйка может так легко стать менеджером? – развеселился Марк.

– Деньги считать могла – и хватит, чего еще?.. – искренне удивилась Савченко-мама, перекладывая на столе руки с набрякшими венами и прошлогодним маникюром.

– Ну да, конечно. Потому у русских все так хорошо идет. Деньги считать умеют в основном в чужих карманах, – криво усмехнулся Марк. – И зачем этот канцлер им постоянно деньги дает – непонятно. Все равно мафия все крадет.

– Ничего, Запад не проигрывает. Мафия крадет – и назад на Запад в банки несет.

– Да-да, вы правы. Какой-нибудь Берег Слоновой Кости – далеко, а Россия – близко. Надо учитывать. – Марк тяжело вздохнул.

– И Китай недалеко, – напомнил я ему, чем вызвал новый тяжкий вздох:

– Вот-вот. Это еще похуже. Русские хоть белые и христиане, а те?..

– А русские если взбунтуются, то и китайцев за собой привести могут, – поддал я жару. – Были уже гунны, скифы, Аттила… И дикие готы, которые Рим разрушили, – напомнил я.

– Остготы? Или вестготы?

– Всякие, – уклончиво ответил я. – А что, есть разница?

– Конечно. Вестготы – это мы, а остготы – это австрийцы… – сказал Марк и выпил пару пилюль.

«А, ну да, старая песня, все хорошее – немецкое, а все плохое – австрийское. Бетховен и Моцарт – немцы, а Гитлер – австрияк!» – хотел я ответить, но решил не злить Марка, который и так был на взводе.

Савченко-мама сидела тихо, как мышь, ловя слова и ничего не понимая.

– Что, на нас злится? – шепотом спросила она наконец.

– Нет, на древних германцев, почему они Рим разрушили…

– Когда разрушили?.. Сейчас?..

– А черт его знает, когда, – закруглился я, видя, что Марк подозрительно посматривает на нас.

– Она хочет что-нибудь сказать? Нет?.. Тогда продолжим. – И Марк включил диктофон. – Как называлась ваша фирма?..

– «Ириска». Кафе. Мы на автовокзале место откупили, столы-стойку поставили. Дело хорошо шло. До 98-го года. – Она шумно вздохнула и с шуршанием подвигала под столом ногами. – Кафе было, «Ириска»… Это меня второй муж так называл, когда я тоненькая была… А теперь вот сосиска, – зарделась она, и какие-то быстрые чувства промелькнули в ее пустых глазах, оживили их на миг. – Да… А в 99-м я решила в районные депутаты податься. Думала, для бизнеса лучше будет. Не прошла. Партия собаки Кучмы победила. И началось… Звонки, угрозы, ругань…

– От кого, почему?

– Меня же на заметку взяли. От них, проклятых, и было это все. Песий сын Кучма – их заправила.

– И что этим «им» было надо? – искренне пытался понять Марк.

– Бросай, говорят, ты эти идеи, а то плохо кончишь. Чтобы, говорят, эти идеи больше не высказывала, а то прибьем. Но я решила не сдаваться и против всей этой сволоты пойти. – Она встряхнула шиньоном. – Потом начались угрозы детям. Мальчика не взяли в детский садик – нет, говорят, места. Один раз какие-то типы приходили в кафе, кричали, ругались, чуть не изнасиловали, чтобы я бумаги подписала, что от своих идей отказываюсь, на митингах выступать больше не буду и продам им мое кафе. Я не подписала. Вот. Тогда в мае мужа забрали в милицию, избили, опять заставляли продать кафе, а меня по телефону матерно крыли и по-всякому обзывали, – она утерла пальцами уголки рта, пошлепала губами.

Марк слушал-слушал и вдруг остановил ее:

– Стоп! Подождите. Я что-то не понимаю. Вы не прошли в депутаты, что, впрочем, не очень удивительно – чего же еще?.. Какие идеи?.. Вы что, Рузвельт, Че Гевара или Черчилль?..

– Какая еще черчиль? – не поняла Савченко-мама, и я объяснил ей суть вопроса: